Круглый стол на пятерых

Забили крышку гроба — гвозди в зубах, лихо стучали молотками двое. Продели под гроб белые тесьмы и веревку, и еще когда только подняли Сашу Глушко, Карпухин покосился на стандартную раму и понял, что могильщики напутали. И Великанов понял — держась за тесьму, он испуганно посмотрел на Виталия. А гроб уже опускался узким концом, и Золотарев недоумевал, почему замешкались с другой стороны Великанов и Карпухин.

И вдруг, увидев, что не идет ее Саша в могилу, навзрыд заплакала Алла.

Любил Саша жизнь. Не хотел Саша идти в землю, не входил он в нее, узко разверстую и холодную, не признавал он за собой своей собственной смерти…

Бледный Андрей подошел к тем двоим, которые лопатами у края поспешно расширяли могилу.

— Ну, ветер глаза запорошил? — прохрипел Андрей и, заплакав, отбежал к деревьям.

Любил Саша жизнь. Поскупилась судьба, отпустив ему так мало на этой земле, среди этой зелени. Но ненавидел он все, что отпускалось человеку мелкой мерой, и не принимал этой меры. Даже после смерти в нем говорил его характер.

И это было последнее слово, которое сказал Саша Глушко.

Глава XIV

Может быть, это есть

ответ на вопрос, что такое

вдохновение?

и в гостинице, ни в училище Великановой не оказалось. Вполне возможно, что сейчас Тамара пускала в ход последние средства удержать своего мужа. В таком случае Васильеву надо набраться терпения и ждать.

Он зашел в ресторан и выпил коньяку. С ним приветливо раскланялась официантка Оксана. Мысленно он пообещал себе подумать в свободное время над следующим вариантом, который предлагает ему услужливая жизнь.

Характерной чертой Васильева было то, что, будучи неуверенным, как обойдется с ним судьба завтра, он не очень страдал от этой неуверенности. Всегда получалось так, что, проигрывая в одном, он неплохо выигрывал в другом. С сыном он проиграл, но выиграл со свободой. На выставке пострадало его самолюбие, но на следующий же день он получил отменный заказ, и с самолюбием в основном было покончено. Теперь он требует от жизни еще некоторых компенсаций. И жизнь будет платить неустойку, только, как видно, придется подождать.

Он сел на скамейку в скверике, где перед вздыбившимся на пьедестале танком горел вечный огонь.

Ему казалось, что люди проходят мимо этой красоты слишком равнодушно и привычно, не отзываясь на каждодневное зачерствелыми сердцами. Его охватила заветная волна уважения к самому себе, к своей утонченности, к своему всеведению. Может быть, это и есть ответ на вопрос, что такое вдохновение?

Васильев раскрыл папку и пристроил ее на коленях. Лихорадочно перебирая зарисовки, он натолкнулся на групповой портрет, сделанный им недавно в забегаловке у банка — трое наклонились над своими стаканами. С великодушной грустью гуманиста он вспомнил, что одного уже нет в живых. Не то чтобы он жалел проходимца, который причастен к убийству молодого человека, — просто в нем заговорил художник: вот человек остался на бумаге, а это, может быть, его единственный след в жизни. А двоих других, судя по слухам, разыскивает милиция. Стало быть, художник держит в руках тайну. Смешно. Наедине с самим собой, когда бывало совсем скверно и судьба ничем не компенсировала неудачи, Васильев признавался, что тайна человеческих душ в живописи ускользает от него, что он бездарен и смешон. А здесь в плохом рисунке он добился некоей тайны, и она может сослужить ему хорошую службу.

Парень на соседней скамейке провожал глазами девушек. Он незаметно зыркал по их коленкам. Васильев улыбнулся своему наблюдению — взгляд у парня косой, как перископ… А девушки оборачивались.

Это вернуло Васильева к мысли, что женщины дуры.

Неразборчивы в мужчинах, неразборчивы и в мести.