– Зверь ты свирепый и кровожадный. Три дня назад, ты лишил трёх маленьких детей отцов, а трёх женщин мужей. Зачем?
– Начальник, согласись, было бы глупо на моём месте, не воспользоваться удобным случаем.
– Для тебя, может быть, и удобный, потому что ты привык жить по другим законам.
– Говорят, привычка – вторая натура. С волками жить, по волчьи выть. В стае, только первое время немного не по себе, а потом привыкаешь. Жизнь жестока. Чуть расслабился, и нет тебя. Сожрали слабенького.
– Хорошо, что ты это понимаешь. Снял грех с души.
– Чего-то я не догоняю, начальник.
– Что тебе не понятно? Ты только что, под покровом тёмной ночи, крадучись, проник на территорию моей дачи с целью убить меня. А я не хочу быть убитым тобою, как бы это, не показалось тебе странным. Тем более, хочу быть уверенным, что ты это больше не повторишь. – Сказав это, Курагин достал из наплечной кобуры пистолет и дослал патрон в патронник.
– Начальник, тебя что, вальтануло? – Побледнев, закричал Монах. – Ты, чего себе позволяешь? Да тебя, за такой, вопиющий беспредел, как пить дать посадят!
– Значит, всё-таки, ведаешь, что такое страх, – усмехнулся Курагин и убрал пистолет. – Не так уж ты и крут. – Монах молчал, уставившись напряжённым взглядом на Курагина и тяжело дышал. Трое конвойных, прибывших за ним, зашли на веранду.
– Где, этот гондурас, – рявкнул один из них, прапорщик огромного роста так, что мирно дремавшая, до его прихода кошка, испуганно сиганула с диванчика. Двое других, не теряя время, подняли за руки с кресла качалки Богомолова и вывели.
Иванов стоял на крыльце и наблюдал, как Монаха сажают в автозак. На крыльцо вышел Анохин.
– Наблюдаешь за возвращением блудного сына в отчий дом?
– Точнее, за его принудительным возвращением, под усиленным конвоем.
Интересно, надеется этот сынуля, смыться из отчего дома ещё раз?
– Спросил бы сам у него, возможно, он и посвятил бы тебя в свои творческие гастрольные планы. А так, кто же знает?
– А я знаю, как бы он ответил. – В это время на крыльцо вышел Курагин, а Иванов, подражая голосу Богомолова, произнёс.
– А это, как карта ляжет, начальник. – Курагин и Анохин рассмеялись.
– Почему-то, кажется мне, что живым Монах, до следственного изолятора, не доедет, – перестав смеяться, сказал Анохин.
– Плохо, пожизненное для него, было бы, более справедливой мерой наказания, – сказал Курагин.
Прапорщик, водитель автозака, выехав из дачного посёлка, и немного проехав по главной дороге, стал сбавлять скорость и включил сигнал правого поворота, чтобы остановиться. Заметив это, сидящий в кабине офицер, достал пистолет из кобуры.