– Чё ты, испытываешь?! Удовлетворение? Это надо же! Удовлетворение он испытывает, щикатила доморощенный. Ну всё, хватит, собирайся. Хочу сам тебя отвезти, чтобы ты явку с повинной написал. Может, прокурор и скинет пару годиков.
– Напрасно хлопотал. Я и сам планировал явиться в милицию.
– Сам не сам, лучше я проконтролирую, пока ты ещё чего не натворил. Три молоденькие девчушки найдены мёртвыми сегодня утром в дачном посёлке, ты, случайно, ничего подозрительного не видел?
– Случайно видел, но говорить об этом сейчас не хочу.
Степан прошёл на кухню, поставил чайник на плиту, зажёг газовую конфорку и пошёл в ванную комнату бриться. Григорий Викторович, вдруг, почувствовал боль за грудиной. Пошарил по карманам, но нитроглицерина не нашёл и прошёл на кухню, чтобы взять лекарство в домашней аптечке. В аптечке, кроме аспирина и бинта, ничего не оказалось, но на второй полке он заметил начатую бутылку коньяка. Хорошенько плеснул в чайную чашку, сто-стоящую на столе, и одним большим глотком выпил. Боль за грудиной, через некоторое время стала утихать.
Работы у молодого следователя прокуратуры Бочкина в этом уголовном деле было не много. Преступник сам явился в милицию, признался в совершении убийств, доказательную базу долго и кропотливо собирать не надо было и, поэтому следствие длилось недолго. Степан заметил, что следователь сочувствует ему. Он помнил, как на первом допросе он, первым делом, поинтересовался.
– Где, так профессионально, Вы научились владеть ножом?
– Я год служил в спецподразделении морской пехоты.
Когда Степан отсидел большую часть срока, то судьба ещё раз свела его со следователем Бочкиным. На зоне случился стихийный бунт заключённых, спровоцированный нечеловеческим отношением к осужденным, некоторых представителей администрации исправительного учреждения. Бунт был жёстко усмирён. При подавлении бунта, с обеих сторон погибли люди. Со стороны администрации погиб молодой офицер, который только начинал служить в системе исправления наказаний, да при попытке совершить побег, через контрольно пропускной пункт, охраной были застрелены два заключённых. Чтобы разобраться в случившемся, на зону прибыла независимая компетентная комиссия из другого региона, в составе которой был старший помощник прокурора Бочкин.
Через неделю после бунта, когда жизнь на зоне вернулась в привычный для заключённых порядок, Степан после обеда в зоновской столовой, вне строя, один возвращался на своё рабочее место, в котельную, в которой трудился кочегаром. Его окликнул мужчина в форме работника прокуратуры, стоящий недалеко от входа в столовую.
– Осужденный Колычев, подойдите ко мне. – Степан быстрым шагом подошёл и привычным движением, снял головной убор.
– Здравствуйте, гражданин начальник, – опустив глаза вниз, произнёс он.
– Шапку оденьте, мороз на дворе. Колычев, Вы меня не узнали?
– Узнал, гражданин начальник. Вы, следователь Бочкин.
– Степан, ты через четыре года выходишь. Я помню. Будут трудности, а они обязательно будут, ты обращайся. Где меня искать знаешь.
– Спасибо, гражданин начальник. Я могу идти? А то за опоздание с обеда, меня могут наказать?
– Иди, Степан. Поверь, искренне рад был узнать, что ты жив и здоров.
– Спасибо за добрые слова, гражданин начальник. – У Степана, от нахлынувших воспоминаний, комок подступил к горлу, а на глазах выступили слёзы. Он резко отвернулся от Бочкина, надел шапку и быстро зашагал в сторону зоновской котельной.
В конце рабочего дня, в пятнадцать тридцать, когда Курагин собрался идти к Зубову на совещание, к нему приехал Бочкин.
– Зачем я тебе понадобился, Фёдор Осипович?
ebooksa