Они вышли из подъезда в осеннюю метель. Ветер гнал листья, пыль и мусор. Над дорогой закручивался небольшой грязно-желтый смерч. Бабкин поднял воротник куртки и сунул руки в карманы. Илюшин плотнее запахнул тонкое пальто.
– Надо бы позвонить следаку, узнать, что там с Тамарой, – без малейшего энтузиазма сказал Сергей и вдруг не выдержал: – Черт, я не понимаю! Ну вот как? Как можно было сбежать от родных детей?
Совсем недавно один из этих детей захлебывался рыданиями у него на руках. Юрий не вышел, чтобы утешить сына. Умывая покрасневшего пацана холодной водой над раковиной, Бабкин прислушивался, и ему казалось, будто из кухни все еще доносится смех его отца. Второй сын Нины стоял у Бабкина за спиной, скрестив руки, и молчал.
– Если бы точно такой же поступок совершил мужчина, ты сказал бы «понять и простить». – Илюшин дождался, пока торнадо вильнет мимо, и неторопливо пошел к парковке.
– Нет, мужика я бы назвал мудаком, – возразил Сергей.
– А с Ратманской ты вообще не хочешь иметь дела. Если бы я отказался искать ее, ты был бы только рад.
– Про «не иметь с ней дела» я ничего не говорил, – пробормотал Бабкин, скрывая смущение. – Но я действительно не понимаю: после всего, что ты видел сегодня, ты по-прежнему ее оправдываешь?
– Я? – удивился Илюшин. – С чего ты взял, мой высоконравственный друг? Просто в отличие от тебя я ставлю ей в вину совсем другое.
– Что именно? Давай-ка шевелись, пока нас не унесло отсюда на фиг!
Они добежали до машины, и Бабкин с облегчением захлопнул дверцу. Снаружи все сильнее бесновался ветер.
– Она не сказала правду своей семье, – объяснил Макар. – Когда-то я смотрел документальный фильм о специалистах, занимающихся поисками без вести пропавших – тех, после исчезновения которых прошло двадцать и более лет. Я в то время был юн и глуп. Мне казалось, за двадцать лет люди могут забыть всех и вся. Но камера показывала крупным планом лицо женщины, которой сказали, что останки ее младшего брата, пропавшего сорок лет назад, были найдены в болоте при раскопках. Он утонул, убежав из дома, а тело так и не смогли отыскать. Сорок лет, Серега! Это была немолодая одышливая тетка. Трико, шерстяная кофта в катышках. Муж, дети, многочисленная родня. Она рыдала от счастья, как ребенок, оттого что все эти годы он был мертв, а не сидел в подвале у маньяка и не подвергался истязаниям. Он просто утонул. Я хорошо запомнил ее лицо. Это ужас для близких – не знать, что случилось с исчезнувшим, годами мучиться догадками и страшными предположениями. Нина недрогнувшей рукой отправила свою семью на пытку неизвестностью. Она струсила. Вот за эту трусость, за это молчание я ее и осуждаю.
– А как же дети? – помолчав, спросил Сергей.
– На детей мне начхать. – Илюшин как будто удивился его вопросу. – Кстати, с учетом ее истинного отношения к ним Нина вела себя как идеальная мать. Хотя таким, как она, дети вообще противопоказаны – они превращают жизнь своих матерей в ад. Только вот выясняется это обычно после родов.
– А если и у нас выяснится?
– Что ты имеешь в виду? – не понял Макар.
– Ну, если Маша родит и не полюбит ребенка? – как можно спокойнее сказал Сергей. – Как Ратманская. Раз такое, по твоим словам, бывает сплошь и рядом.
Илюшин негромко засмеялся:
– Ты поэтому не хотел браться за дело? Примерил участь брошенного мужа, ужаснулся и отпрянул?
– Да при чем здесь брошенный муж!
– А, то есть Маше ты все-таки доверяешь!