Мертвый кролик, живой кролик

22
18
20
22
24
26
28
30

Красные Холмы оказались ровными, как блюдце. Лишь в одном месте блюдце треснуло. Из разлома лезли когтистый шиповник и ежевика.

На другой стороне оврага виднелось несколько домов. Все, кроме одного, выглядели нежилыми.

Бабкин оставил машину в центре деревни, возле магазина, и пошел пешком. От ветра над головой гудели провода. С облетевшего тополя неслись по воздуху последние листья: желтоватые, болезненные, ломкие. Пахло кострами и близким осенним лесом. Краем глаза он ловил в подмороженных садах какое-то движение, но на дороге ему никто не встретился.

Сергей не удивился бы, если бы увидел Егора преспокойно катящим на велосипеде. Казалось, мальчишка может вывернуть из-за угла в любую минуту.

Дойдя до оврага, Бабкин остановился за кустами, наблюдая за домами на противоположной стороне. Движение? Шевеление в окнах?

Нет, все тихо.

Он пересек овраг, пытаясь представить, каково карабкаться по склону ранней весной, по колено в грязи. Или зимой, когда навалит снега. Вера говорила, что овраг планировали засыпать после того, как он перерезал дорогу, но потом, как обычно, что-то пошло не так. Бабкин насчитал пять домов. Пять неудачников-отщепенцев, значит.

Дом Тамары Забелиной ему не понравился. Вроде бы аккуратный коттедж из белого кирпича, а торчит как бельмо на глазу. Небольшой, всего два окна. Ограда покосилась, сад запущен. Будь здесь Маша, сказала бы что-нибудь о поэтичности заброшенных домов… Ей нравились буйно разросшиеся кусты в палисадниках, старая автомобильная рухлядь, десяток лет ржавеющая во дворах, – то, что когда-то принадлежало человеку, но было покинуто и обрело собственную жизнь. Хотя этот скучный коттедж, пожалуй, не произвел бы на нее впечатления. Было в нем, как и в Юрии Забелине, что-то плоское, словно нарисовали на холсте декорацию, выставили и наспех подперли досками.

Бабкин поднялся на крыльцо, подергал толстую металлическую дверь. Перед ней в пыли сморщились сухие листья. Обойдя дом, он убедился, что все окна заколочены.

Над соседней избой поднимался слабый дым. Бабкин помнил, что соседа Забелиных зовут Василием.

Он толкнул калитку и вошел.

– Эй, хозяева! День добрый!

Из сарая показался высокий тощий старик в длинной, как ночнушка, фланелевой рубахе и тренировочных штанах. На ногах у него были тапки.

– Ты кто такой? Смотри, собаку спущу!

– Была бы у тебя собака, отец, давно бы меня загрызла, – сказал Бабкин.

– А ты чего фамильярничаешь? – хмуро спросил тот и потер слезящиеся глаза. С трех шагов Сергей учуял запах табака и перегара. – Еще папашей меня назови. Чего тебе надо?

– Поговорить мне с вами надо, Василий… – миролюбиво сказал Сергей. – Извините, не знаю вашего отчества.

– Семенович. О чем?

– Василий Семенович, у ваших соседей, Забелиных, в субботу пропал сын, Егор. Вы его здесь не видели?

Старик помолчал, жуя щеки.