Анатомия любви

— Почему ты от него не ушла?

— А куда мне было идти с тобой? К родителям, поджав хвост? Они ведь сразу были против нашего брака, дед твой так и сказал — не будет толку, а я уперлась, любовь же. Выходит, дед с самого начала видел, какой твой отец на самом деле, только я, дура влюбленная, не понимала… Даня родился, когда у нас уже все было плохо, Антон меня бил раз в неделю как минимум, слава богу, что я забеременела, он все-таки опасался на меня в тот период руку поднимать, — Инна вдруг всхлипнула, вспомнив, как муж тащил ее из женской консультации буквально за шиворот, как нашкодившую кошку — ему показалось, что Инна пришла туда за направлением на аборт, и доказать ему, что это был обычный осмотр, она так и не смогла.

Именно тогда он запретил ей выходить из дома, заставил уйти с работы и осесть за городом в поселке. Даже гулять Инна могла только во дворе, потому что Антон, уезжая по утрам на работу в Москву, запирал ворота на кодовый замок. Инна не могла ни протестовать, ни просто уйти — муж заблокировал ее карточку, контролировал все телефонные звонки и переписку в интернете. К маленькой Алине приезжал педагог раннего развития, но происходило это всегда только в присутствии Антона, то есть в выходной день, и у Инны не было шанса попросить женщину о помощи.

Даже в роддоме Антон неотлучно находился рядом, отдав на это время Алину своей матери, и на второй день после родов забрал жену с сыном домой. Правда, в этот раз он все-таки нанял няню для Дани и даже помощницу по хозяйству, но это были две филиппинки, ни слова не говорившие ни по-русски, ни по-английски, и жившие постоянно в их доме на первом этаже. Правда, как оказалось позже, одна из женщин все-таки говорила по-английски и в России находилась не на птичьих правах, как ее товарка, а вполне легально, и именно ее показания очень помогли Инне во время следствия и явились крайне неприятным сюрпризом для Антона и его адвоката. Муж был уверен, что никто в доме не слышит и не понимает, что происходит, и, если бы не Май Ю, Инне ни за что не удалось бы упрятать его в тюрьму.

Ей очень хотелось сейчас рассказать дочери и об этом, но что-то внутри подсказывало, что для одного дня информации и так достаточно — еще неизвестно, чем обернется эта откровенность, и как будет вести себя Алина дальше.

Дочь по-прежнему смотрела на почти запорошенные снегом следы своих ботинок и молчала.

— Идем домой, я замерзла, — произнесла она наконец, поднимаясь с лавки. — Тебе нужно, чтобы я с тобой поехала фамилию менять?

— Да.

— Можем завтра…

Инна молча обняла дочь за плечи и повела в подъезд, чувствуя, что тоже очень замерзла, и теперь им обеим не помешает знаменитый мамин чай из липы, чтобы не разболеться.

Клиника Аделины Драгун произвела на нее впечатление с первых минут — огромная территория, три больших здания, все продумано, грамотно, удобно. Коллеги тоже понравились, все вели себя дружелюбно, объясняли, подсказывали на первых порах.

Сперва она работала с небольшой нагрузкой, привыкала, присматривалась, да и к ней тоже присматривались, оценивали навыки и умение отреагировать на любую ситуацию. Вскоре после того, как Драгун предложила ей подписать контракт, ее взял в свою бригаду Матвей Мажаров, и Инна стала его постоянным анестезиологом.

Как объяснил ей, посмеиваясь, главный анестезиолог Сергей, она попала в высшую лигу, и это значило только одно — ее навыки и знания находятся на самом высоком по меркам клиники уровне. Это очень ободрило Инну, придало ей уверенности. Все в жизни немного успокоилось, обрело какой-то смысл, и, если бы не внезапно вышедшая из-под контроля дочь, Инна могла бы считать себя счастливой. Она наконец-то занималась своим делом и была свободна в том смысле, что не приходилось вздрагивать от звука открывающейся двери.

Все закончилось ровно в тот момент, когда ей пришло сообщение с фотографией, открыв которую, Инна помертвела — на ней был второй хирург ее московской клиники, точнее — его тело, вяло повисшее в петле.

Закрыв сообщение, Инна поняла, что и в родном городе ее найдут — раз уж нашли номер телефона. Она его сменила на следующий день, но через полгода его пришлось менять снова — в очередном сообщении с неизвестного номера оказалась фотография сестры-анестезистки, лежавшей в ванне с перерезанными венами.

Нужно было снова бежать, но куда? Инна в отчаянии перебирала варианты, но ни один не казался надежным. Жаль было дочь, только начавшую учиться, жаль сына, пошедшего в школу и в спортивную секцию. В конце концов, было жаль уходить из клиники, где она, наконец-то, нашла свое место.

«Осталась операционная сестра Соня и я, — думала Инна ночами, лежа без сна в кровати и глядя в потолок. — Кого убьют следующей? И кто это делает? Почему наша бригада? Неужели дело в той операции Алены Сурковой? Мне казалось, что этот Рустам просто нагнетает ситуацию, чтобы убедить Влада провести операцию как можно быстрее, потому что хотел оказаться за границей и не затягивать этот процесс. Что же пошло не так?»

Она пробовала искать информацию в интернете, не особенно надеясь на успех, потому что и имя, и фамилия Алены могли оказаться выдуманными. Единственное, что ей удалось найти, это небольшая заметка на каком-то московском портале, в которой говорилось об исчезновении жены депутата Сурикова Аланы. Всего две измененные буквы… Может быть, в этом и крылась разгадка того, что сейчас происходило вокруг нее, Инны?

Аделина

Невзоров позвонил мне через два дня и сказал, что Михаила Зайцева, того самого клиента с обожженным лицом, задержали на вокзале, когда он собирался сесть в поезд.