Что же касается водителя Оборванцева, то ему уже бесполезно было отпираться: его опознали по записи с камер видеонаблюдения, хоть он и прикрыл лицо медицинской маской. Орудие убийства он хранил в гараже, который снимал. Винтовку, по его словам, он приобрел для охоты в даркнете, где можно купить все, что угодно.
— А Беата? С нее, получается, все как с гуся вода? — не выдержала Лена.
— Я же сказал, что ее задержали. Кстати, когда к ней вечером приехали следователи, увидели ее с перевязанными запястьем и кистью правой руки. Вдова Оборванцева заявила, что на нее на улице напала бродячая собака. Беате сделали анализ крови, и обнаружилось полное соответствие ее крови с пятнами, оставленными убийцей в машине Синицы, и теми, что были на полотенце Лизы. И потом отпечатки пальцев на рукоятке ножа сохранились, хотя она и пыталась их стереть. Непонятно только, за что она убила Синицу. Разве что в состоянии аффекта: не удалось убить вас, да еще собака покусала — вот и подвернулся ей старый знакомый Аркаша Какаду. Не так сказал, не так посмотрел. Подвернулся под горячую руку, как говорится.
— Вы про состояние аффекта серьезно? — удивилась Елизавета. — Я-то знаю, что она психически больная, но, кроме меня, никто и никогда не сомневался в ее психическом здравии.
— Про состояние аффекта заявил адвокат, и ей собирались назначить судебно-психиатрическую экспертизу. И, может быть, уже сегодня была бы…
— Все это хорошо, конечно, — не дала ему закончить фразу Романова, — только эта гадина все равно вывернется: ее адвокаты придумают, как это сделать. За деньги они вытащат кого угодно.
— Не вытащат, — покачал головой Францев, — просто вы меня не дослушали: Курицына ночью покончила с собой в камере. Вскрыла себе вены, вероятно уверенная, что ее откачают и переведут в тюремную больницу. С той же целью она пыталась изобразить нервный припадок на допросе. Ей нужно было попасть в больницу, потому что тогда судья не назначил бы ей содержание под стражей, а отправил бы под домашний арест. И тогда можно было бы пустить в ход огромные деньги, которые имелись в ее распоряжении. Перед тем как отправить ее в камеру, у нее, как водится, забрали все украшения, все колющие и режущие предметы. Однако сотрудница, проводившая досмотр, очевидно, плохо выполнила свою работу. Под повязкой на кисти, скорее всего именно там, была спрятана заточенная пилка для ногтей. Наверное, Беата предполагала в крайнем случае использовать ее в качестве оружия. Мне кажется, что вы и в самом деле правы: Курицына была не в себе.
— Она была психически больна: я никогда не сомневалась в этом, — подтвердила Романова.
— Так вот она вскрыла себе вены, подождала какое-то время и попыталась кричать. Но это у нее получилось плохо, потому что она сорвала голос во время задержания и потом на допросе, когда орала во всю мощь своей глотки. Сокамерница сообщила, что, когда Курицыну привели в камеру, она едва шептала, скорее даже тихо хрипела, так, что слов было не разобрать. Кричать не получилось, и тогда она решила стучать в дверь. Но сил сделать это у нее уже не было. Сокамерница обнаружила ее утром у дверей, а весь пол был залит ее кровью.
— Ужас какой! — не выдержала Лена.
Елизавета ничего не сказала, она вышла в гостиную и стала смотреть, как дети чешут живот ее собаке, а та дергает лапкой от удовольствия.
Эпилог
Николай вошел в дом, снял куртку, потом опустился на стул и начал разуваться. В прихожую вышла Лена. Францев наклонился и поцеловал ее живот.
— Как там наш парень? — тихо спросил он.
— Спокойно, как всегда, — ответила Лена. И спросила: — А что у тебя с телефоном? Почти целый день не могла дозвониться.
— Разрядился.
— А служебный? Я звонила раз десять и оставила сообщение.
— Я же предупредил, что в городе буду, — напомнил Николай, — начальство вызывало для разговора.
— Тебя не ругали?
Францев молча покачал головой.