На отшибе всегда полумрак

22
18
20
22
24
26
28
30

Мы стояли у огромной, необъятной горы мусора и не верили своим глазам.

«И это все выкинули, а могли бы съесть или поделиться с нами».

Над всем этим богатством кружили птицы, тоже, наверное, удивляясь человеческой беспечности и глупости.

Мы аккуратно спустились с холма, прямо в развалы вонючего мусора. Звучит не очень, но в тот день впервые за несколько недель мой желудок был полон. Конечно, потом мне стало плохо, но это было привычно. Всего лишь побочные эффекты неправильного питания, вот и все.

Мы взяли немного еды про запас, столько, сколько смогли положить в снятую с меня футболку и в косынку сестры, и побрели домой. Добычу спрятали неподалеку от нашего дома, в лесу, под большой корягой. Даже сейчас помню, что это было: банка зеленого горошка, сухари, банка консервированных персиков, увядшие яблоки, почерневшие бананы и проросшая картошка. Вот был наш клад, который мы тащили всю дорогу обратно.

Наконец сокровища были спрятаны, и мы в сумерках, опустившихся на лес, весело направились по тропинке к дому. Внезапно послышался душераздирающий крик, истерический вопль загнанного зверя — нашей матери, а следом — ругательства, вылетающие из пасти отца. Мы рванули к дому, хотя понимали, что лучше бы нам рвануть в обратную сторону. Но какой ребенок не кинется на крики матери, даже самой плохой?

Влетев в дом, увидели разъяренного отца, который бил лежащую на полу маму по уже окровавленному лицу. Что он говорил ей заплетающимся, гнусным языком, мы не понимали. Сестра кинулась к отцу, попыталась расцепить его кулак, в котором были зажаты спутанные темные пряди — он придерживал мотающуюся голову мамы за волосы. Но он был силен и вдребезги пьян и только отшвырнул Си в сторону. Она поднялась на тонкие ножки и снова бросилась к нему, умоляя остановиться. Мне кажется, в тот вечер в него вселился сам дьявол. А как еще объяснить, когда родной отец хватает свою девятилетнюю дочь и выбрасывает в окно?

Закрываю глаза и слышу лязг, скрежет, звон разбитого стекла и быстрый кроткий вскрик Си. Меня больше не волновало, что творилось внутри дома. Мне кажется, в тот вечер отец выключил мое детство, и какая-то дверь навсегда захлопнулась прямо перед моими глазами.

Мыслей не было, только механические движения. Сестра лежала на твердой вытоптанной земле, ее посеревшая от времени футболка покрылась темно-красными разводами. Она не плакала, не кричала, только тихо скулила и пыталась встать, прижимая ладонь к окровавленному лицу. Меня шатало и метало из стороны в сторону. В ноги впивались осколки стекла, но боли не было, в тот миг ее просто не существовало. Физической боли для меня вообще больше не существует. Она осталась там, на отшибе, когда мне шел седьмой год.

Сестра остановила мои метания, схватив за руку липкой влажной ладонью. Нужно было что-то делать. У меня получилось поднять ее с земли, она обхватила мою шею одной рукой, и мы медленно пошли к реке. Си хромала и вздрагивала. Через каждые несколько шагов мы замирали, чтобы она могла немного отдышаться, а я прийти в себя. До сих пор помню липкость крови и запах ее страха. Тот запах, который хотелось поскорее смыть раз и навсегда. В ту ночь ребенок, который живет в душе каждого из нас, вылетел в окно вместе с сестрой, разбив вдребезги детские мечты и сказочное голубое небо. Именно тогда во мне впервые зародились гнев и жестокость. Такая вот смесь в одном флаконе. А еще проснулась лютая голодная ненависть…

Глава 5

Прибыв в приют Святой Марии, Ален и Агнес поднялись на третий этаж в кабинет заведующей. Из-за стола им навстречу поднялась крупная высокая женщина в строгом платье ниже колен, с темными, почти черными волосами, уложенными в каре.

— Проходите, детективы, я ждала вас. Меня зовут Самира Мом, и я заведую данным учреждением.

— Здравствуйте, я — детектив Агнес Крус, а это — детектив Ален Расмус. — Агнес показала на Расмуса.

Тот кивнул и сразу начал бесцеремонно рассматривать многочисленные фотографии девочек рядом с женщинами в строгих платьях, которыми была увешана вся стена.

— Спасибо, что сразу приняли нас. Мы расследуем смерть Линды Смит и хотели бы побеседовать с вами и ее дочерью Милли, — продолжила Агнес.

Заведующая глубоко вздохнула, кивнула и, вернувшись в свое кресло, жестом указала на стулья для посетителей. Агнес тут же села, а Расмус остался стоять у стены.

— Мы оповещены о печальной кончине матери Милли, — проговорила заведующая. — Девочке уже сообщили.

— Спасибо, — сказала Агнес.

— Чем я могу вам помочь?