– Расскажите ещё, – жадно попросил он. – Расскажите нам о том, как
– А, – с готовностью отозвался мистер Фернсби. – Вам нужен пример.
Он ходил вверх и вниз по проходам. Его начищенные туфли легонько цокали по кафельному полу. Хейзел чувствовала жар, словно от печи, и гадала, что мистер Фернсби предпримет дальше.
Затем учитель остановился – Хейзел не могла в это поверить – прямо возле стола Авы. Он указал на неё.
– Сколько вам лет, юная леди? – спросил учитель.
– Одиннадцать, – голос Авы прозвучал едва громче шёпота.
– Одиннадцать, – повторил мистер Фернсби. – Такая молодая.
Мистер Фернсби издевался над Авой. Хейзел это видела. «Возможно, – рассуждала она, – он остановился у парты Авы, потому что она постоянно спрашивала о клетках. Или, может, – поняла Хейзел, – он выбрал Аву, потому что видел, как та постукивала карандашом и поджимала плечи, и знал, что сможет добиться от неё нужной реакции».
– Давайте представим, что вы собираетесь жить до… – мистер Фернсби изучал Аву с секунду, – девяносто одного года. – Он кивнул. – У вас осталось восемьдесят лет жизни, юная леди.
Ава не поднимала на него глаз.
– Извините, – обратилась к нему Хейзел. – У меня тоже есть вопрос о клетках.
Учитель проигнорировал её.
– Когда один из
Ава сдвинулась на другую половину стула.
Тарек Хаддад и Шерил Джонс на заднем ряду захихикали.
Хейзел бросила на них яростный взгляд.
– Вы пожмёте эту руку, – мистер Фернсби держал руку над Авой, – и это всё, что потребуется. Вы замираете, а потом это нечто, похожее на вас или на меня – самая большая загадка во всей науке о жизни, – выпивает часть ваших восьмидесяти лет.
– И ты сморщиваешься, как изюм, – вставил Мигель Родригес и рассмеялся.
– Нет, – обернулся мистер Фернсби. – Когда один из
Хейзел начала пинать одну из ножек своей парты.