— Простите меня, Екатерина Сергеевна, за вопрос, но в качестве кого в вашем доме находится Дарья Сумарокова?
Хозяйка дома от такого прямого и в чем-то бестактного вопроса опешила и не сразу нашлась, что сказать.
— Меня старший брат, который заменил мне отца, рано умершего, попросил на время приютить ее. Я же ничего про нее не знала. Это уже потом, когда мы с ней договорились о «роли» прислуги и кухарки, она сама мне рассказала, что ее несправедливо обвиняют в убийстве. И я решилась ей помочь.
— Она же сама — дочь генерал-полковника, — вступил в разговор Соловейчиков. — Она сама в состоянии содержать прислугу и кухарку. Естественно, на деньги отца.
— А что мне делать? К нам даже вчера сосед заходил, полковник ФСБ Прогорючий, заместитель начальника Следственного управления своей конторы. Он Дашу видел, но ничего не заподозрил. Просто посмотрел, как на предмет мебели. Прислуга, одним словом, и есть прислуга. Только спросил меня, давно ли я Дашу знаю. Я сказала, что уже лет пять как к нам в первый раз просилась… И все… И муж про нее еще не знает. Как приедет послезавтра, сюрпризом для него станет. А мы с ней часто беседуем. О жизни, о том о сем… Трудно ей к новой жизни привыкать. Но ничего, привыкнет.
— Мне бы хотелось сейчас с ней поговорить, — сказал Бармалеев.
— Это пожалуйста, — ответила Екатерина Сергеевна и позвала намеренно ласковым, слащавым голосом:
— Дашенька…
Дарья появилась в дверях кухни в другом, до хруста накрахмаленном переднике. Вопросительно посмотрела на хозяйку.
— Господа офицеры желают с тобой поговорить.
— Без свидетелей, — добавил подполковник.
— Так я же ей вроде бы как не чужая, — сказала Екатерина Сергеевна, однако встала и с обиженным видом вышла из столовой.
— Садитесь, Дарья Сергеевна, в ногах правды нет, — сказал Бармалеев фразой генерала, а Соловейчиков услужливо выдвинул из-под стола свободный стул, пододвигая его как можно ближе к генеральской дочери.
Даша скромно присела на самый краешек и одернула юбку. Было заметно, что она очень старается изобразить из себя скромнягу домработницу, в меру стеснительную и в меру услужливую.
— Мы со старшим лейтенантом Соловейчиковым только вчера вечером расстались с вашим отцом, и он отправил мой батальон на переформирование и пополнение личного состава, с одновременной просьбой разобраться в ситуации с вашим обвинением и обеспечением вашего алиби на момент совершения убийства прокурора по надзору генерал-майора юстиции Курносенко Аллы Александровны.
Подполковник Бармалеев выложил из кармана на стол свой рабочий блокнот, где на отдельной странице с точностью до минуты было вписано время выстрела в прокуроршу.
— А сейчас, — продолжил он, — я попросил бы вас постараться вспомнить ваш маршрут в день убийства Курносенко — от дома до спорткомплекса ЦСКА, особо акцентируя внимание на местах, где вы стояли в дорожных пробках, и по возможности вспомнить и время простоя.
Дарья Сумарокова начала вспоминать. Больше всего времени она потратила на попытку выехать из своего двора на проспект Мира. Ей показалось, что дорожная пробка растянулась на несколько километров и конца-края ей было не видно. Но вдруг Дарья заметила в непрерывной линии автомобилей разрыв, куда можно было вклиниться. И она поехала. Тем более водитель темно-коричневого «Тигуана», что ехал в нужном ей ряду, притормозил и сделал рукой приглашающий жест. Она даже вспомнила, что поблагодарила водителя кивком.
— На его номер автомобиля вы, естественно, не обратили внимания? — спросил Соловейчиков.
— Как ни странно, обратила. Скорее всего, потому, что номер легко запоминался — «988», а регион три семерки. Какой-то «блатной» номер. Просто так, кому попало, подобные номера не дают. Но вот с буквами проблема. Честно говоря, я просто не посмотрела на них.