— Год рождения?.. Ему будет тридцать… Как раз на Покрова… Он припозднился у меня, — пояснила баба Нюра, доверчиво заглядывая в глаза Иванову.
«Не у нас, у меня», — отметил Иванов. Значит, лучше и не заикаться об отце ее сына, история, должно быть, деликатная для женского стыда.
— Тридцать, а все ходит в парнях, словно некуда привесть жену, — продолжала баба Нюра. — Я, говорю, уеду к сестре, в Яхрому, живите, заводите ребят. Вон сколько девок здоровых. А он смеется: какая мне нужна — еще не родилась на свет. — Старуха не выдержала, сама расплылась в улыбке.
— А как он очутился в этом Певеке? Что его заставило уехать?
— А ничего. Непутевый, вот и завербовался. Хочу, говорит, приятного с полезным. И на мир, говорит, поглядеть и зашибить, говорит, монету на «Жигуль». Как он там нынче? Узнать бы, Сон был плохой. — Она провела ладонью по глазам.
— Это мы сейчас и узнаем, — без недавней уверенности пообещал Иванов и слабо воскликнул: — Итак, поехали!
Он выбросил на стол шесть карт, одну за другой, приговаривая:
— Для вас… Для дома… Для сердца… Для семьи… Ээ-э, Э-э… Ме-ме… Ме-ме… А-а, а-а…
Баба Нюра ловила каждое его слово, положив локти на стол, ни дать ни взять маленькая послушная девочка. За партой.
— Так… — произнес Иванов и заблуждал пальцами над картами. — Что было, что будет… О! Чем сердце успокоится! Кажется, так?
— Так, так. Мне бы хоть немного, — встрепенулась старуха.
— Баба Нюра, ш-ш-ш… — предупредил Иванов и выбрал восьмерку червей.
Мог бы взять и другую карту, любую, один леший, какую, да остановился на этой. А что с ней делать? Что еще говорила цыганка тогда, в его теперь уже отдаленном детстве? Не цыганка — местная женщина… Ее привели в заводской барак с окраины города к одной из жилиц. У той будто бы неизвестно куда утек муж, оставил записку: «Прости. Не ищи…» Летний вечер был душен, и гадалка витийствовала в палисаднике, как раз под их окном. Вокруг сколоченного из досок стола, на который она метала карты, собрались болельщицы, — женская половина барака. Он, Иванов, худосочный подросток с большой, вытянутой тыквой головой, с хохолком на затылке, наблюдал сверху, навалившись грудью на подоконник. Гадалка раскладывала карты (кажется, парами, следует это учесть!) и сопровождала каждый ход заклинаниями, похожими на заученные фразы из книг…
Иванов добавил к червовой восьмерке шестерку бубен и, предъявив карты бабе Нюре, многозначительно известил:
— Нечаянный разговор!.. Ну так и есть. У нас ведь с вами разговор и незапланированный, верно? Значит, нечаянный… Посмотрим, что дальше. — Иванов скинул еще две карты и взял девятку треф, картинок он, и сам не зная почему, пока избегал. — Казенный дом!.. Помнится, вы говорили, Василий — шофер? Значит, это его автобаза. Как видите, мы приближаемся к вашему сыну.
В дверь коротко стукнули и, не дожидаясь разрешения, в комнату вторгся коренастый плешивый мужчина в заношенной кожаной куртке некогда черного цвета, — хозяин, сдавший комнату Ивановым. Его распирало от сдерживаемого смеха, он раздулся, как пузырь.
— Говорят, здесь читают судьбу? — спросил он игриво и подмигнул Иванову.
— Да вот!.. — радостно подтвердила баба Нюра. — Ты садись. Места хватит!
— Артур Кузьмич, — подал голос Иванов. — Вы нам, как бы сказать, мешаете. Я потом к вам зайду. И погадаю вам.
— Мне? — испугался хозяин. — Не надо. Понял. Ухожу. — И выставив как щит, широкие темные от въевшегося машинного масла ладони, ретировался, закрыл за собой дверь.
ebooksa