— Хм, тут всё просто. Прогрессирующая мышечная дистрофия Беккера — это генетическое заболевание, но оно сопровождается скелетными деформациями. А это уже наш контингент. Знаете, в нашей стране вряд ли имеются подобные профильные интернаты.
Я продолжаю изучать информацию, вроде написано на русском языке, но приходится продираться через специальную терминологию. Если бы не Сима, ни за что бы не врубился.
Теперь стало понятно, девушка из-за редкого генетического заболевания может с трудом передвигаться в коляске. К сожалению, болезнь прогрессирует и современная медицина пока тут бессильна.
К тому же Марина сирота и средств на соответствующее лечение не имеет. А вот около двух лет назад ей поставили другой диагноз, опухоль с мудрёным названием «Краниофорингиома».
Собственно она доброкачественная, то есть не проникающая в близлежащие органы, не метастазирующая. Проблема в том, что она устроилась в отделе головного мозга и подавляет гипоталамус и связанный с ним гипофиз, центральный орган эндокринной системы.
Отсюда и неестественное для её возраста подростковое развитие девушки.
— Нам предложили операцию на мозге, но девушка отказалась. Понимаете, ей скоро восемнадцать лет — возраст совершеннолетия, когда она сама делает выбор. Прогноз на успех хирургического вмешательства в нашей больнице не выше 60 %. И даже в случае успеха ей осталось не так много. Еще год назад она ходила, пусть с палочкой, но сама. Другая зараза прогрессирует, бедняжке осталось не так много.
Мы посидели в тишине пару минут, каждый думал о своём.
Наверное женщина рассуждает о ежедневных заботах вверенного ей учреждения. Я же прикидываю, смогу ли помочь в этом случае.
Наверное смог бы, но это было бы сложно. И не только длительное лечение, на которое у меня ушли бы необходимые на работе силы. Но и чисто по-житейски. Кто мне отдаст для опытов несовершеннолетнюю девушку, как я её представлю окружающим, куда привезу для лечения. С одной стороны она, вроде как, моя крестница.
С другой в этом здании пара сотен подобных случаев, лежат или, в лучшем случае, ковыляют вдоль коридоров. И что мне сдохнуть, пытаясь всех вылечить? Поэтому делаю выдох и уступаю хозяйке её кресло.
— Евгения Викторовна, Вы разрешите увидеть девочку? — я спросил на всякий случай, будучи уверен в отрицательном ответе.
Женщина мягко встала, убрала в шкаф скоросшиватель и повернувшись ко мне сделала приглашающий жест рукой.
Мы поднялись на лифте на четвёртый этаж. В кабине лифта оборудованы держатели для колясок. В коридоре пусто, мы встретили двух спешивших куда-то сотрудниц. Они поздоровались с нами и растворились в гулкой тишине огромного помещения. Без стука директриса вошла в одну из комнат. Так как дверь осталась открытой, я посчитал возможным зайти. Небольшая комната залита солнечным светом, три кровати с тумбочками, ничего лишнего. В палате, кроме нас две девушки. Одна, черноволосая смуглянка на коляске держит в руках сотовый телефон.
— Роксаночка, как дела? Ты почему не на занятиях?
— А мне Алевтина Борисовна дала освобождения на два дня.
— Понятно, — директриса погладила девочку по плечу и обернулась, приглашая меня подойти ближе.
На застеленной кровати у окна лежит худенькая фигурка. Руки вытянуты вдоль тела, глаза открыты и смотрят в сторону окна. За эти несколько минут, что мы в комнате, она даже не повернула голову к нам.
— Марина, доброе утро. А к тебе гость.
Нулевая реакция, Евгения Викторовна закатила глаза, показав мне сложность ситуации.