— Все хорошо, — левый уголок ее губ дрогнул, — забей, небольшие трудности.
— Может, я могу чем-то помочь? Хотя бы выслушать.
— Да, — она махнула рукой, старательно растягивая улыбку, — много долгов по учебе накопилось, ничего не успеваю.
Ее голова упала вперед, красно-каштановые волосы тут же выбились из свободной прически и, как шторы, закрыли лицо Энже. Впервые на моей памяти ее маска дала трещину, но ненадолго: всего пара мгновений и она снова посмотрела на меня, улыбаясь. Только мокрые щеки и красные глаза теперь выдавали то, насколько этот сильный человек не в порядке. Снова что-то сжалось в моей груди — видеть, как она плачет было невыносимо, особенно потому, что не знала как себя вести. И я, и Арина если плакали друг перед другом, то очень сдержанно — пара слезинок, и всегда это сопровождалось злостью, ироничной агрессией и колкими комментариями о ситуации.
— Э-эй, — я неуверенно притянула ее к себе за плечи — видела где-то, что это помогает, — ты плачь, конечно, но не улыбайся так, будто ты из ужастика.
Энже крепко меня обняла и на мои слова даже хихикнула, но потом зашлась в рыданиях — громких, мокрых, моя одежда быстро пропиталась ее слезами. А я, сомкнув на ее спине руки, судорожно вспоминала хоть один случай, когда при мне кто-то находился в таком состоянии. В детском доме за громкие слезы можно было получить еще больше, поэтому все прятались; в школе обычно плакали по той же причине, но меня это никак не трогало; когда Арина тяжело расставалась со своим первым парнем, — 45-летним дедом, — она тоже сильно переживала, но все равно не так. Ответ никак не находился. Впервые ли это происходило с Энже или я не замечала ее страданий — не знаю.
— Ты из-за долгов так расстраиваешься? Давай я помогу, что нужно сделать?
— Да нет, — ее голос дрожал, — дело не в том, что я не могу сдать их, я не хочу просто. Нет сил, нет желания даже элементарно написать преподам по этому поводу.
— Боже, — вздохнула я, — давай сделаем это вместе?
— Я не хочу, не могу… я постоянно из-за этого забираю документы.
Некоторое время она еще всхлипывала, а затем шепотом добавила:
— Ненавижу себя.
Мы пересели на матрас, и она поделилась со мной всей историей ее обучения в университете. Меня не удивляло то, что в 28 лет Энже все еще студентка. К тому же, училась она в дистанционном формате, что, как и заочка, воспринимались мной такой логичной нормой, что даже при знакомстве, когда она застенчиво об этом рассказала, я и внимания не обратила на какие-либо несоответствия “возраста и статуса”. Для нее же это казалось почти трагедией. Ей почему-то было крайне важно, в каком возрасте она закончит бакалавриат. Энже поступила на переводчика с английского языка 10 лет назад, как и положено после школы. Но, сдав две сессии, не выдержала. Не столько из-за нагрузки, сколько ее тяготила атмосфера. До той степени, что, приезжая к учебному корпусу, она часами не могла войти внутрь. И так она сначала перевелась на другой факультет, чтобы стать учителем того же языка, а затем, после академического отпуска, выбрала новое направление — теория и практика межкультурных коммуникаций — я не поняла что это значит, но звучало солидно.
— Тебе нравится там учиться? Ты вообще планируешь работать по этой специальности?
— Да, — она прижалась лицом к моей груди, поэтому голос звучал глухо. — Но сейчас я хочу только забрать документы, потому что…
— Главная преграда — написать и разобраться с долгами? — она кивнула, — много их? Сложно сделать? Мало времени?
— По двум предметам, у меня все готово, просто… я как представлю, что нужно звонить или писать, хочется исчезнуть. Со мной все время так, уже в который раз перевожусь, то забираю документы, мне стыдно. Стыдно, что мне 28 лет, а диплом я так не получила.
Постепенно я начинала понимать, что проблема действительно не в том, что она не хочет учиться или не тянет программу.
— Зачем ты учишься?
Энже немного опешила от моего вопроса.
ebooksa