– А это снимок, который тоже предоставил Корольков – Валя спустя несколько месяцев после операции.
– Небо и земля! – покачал головой Макс. – Но и пациентка молодец, тут она много над собой работала.
– Итак, резюмирую, – объявил Костин. – Первое фото – настоящая Гончарова, второе – фальшивая, в своем сегодняшнем возрасте. И третий снимок: так могла бы выглядеть дама со снимка номер два, кабы не попала в умелые руки Петра Ефимовича. Наша клиентка – не Валентина Максимовна Гончарова, однако она живет под ее именем.
– Может, просто полные тезки? – протянул Макс.
Чернов щелкнул языком.
– Когда Полину начали активно снимать, журналисты пытались взять интервью у ее матери. Но та ловко уходила от папарацци. О судьбе старшей Гончаровой один раз рассказала дочь. Побудил ее на откровенность вопрос на пресс-конференции: «Ваша мама тоже актриса, ее творческая судьба – это резкий взлет в молодом возрасте. Валентине пророчили большое будущее. И вдруг исчезновение талантливой актрисы. Что случилось?» Полина ответила: «Когда-то журнал «ТВ-Любитель» опубликовал фото моей мамы. На снимке она очаровательна, но никто не знал, что актриса на втором месяце беременности. На третьем случилась угроза выкидыша. Пришлось лечь на сохранение и провести в больнице с небольшими перерывами почти полгода. Я родилась слабой, мама боялась нанять няню – вдруг та недоглядит за мной, – сама за мной ухаживала. Она сознательно отказалась от карьеры в театре и кино ради главной роли в своей жизни – роли мамы». Совпадают и биографические данные. Девушка из еженедельника и мать Полины родились в один день, месяц и год. Обе посещали театральную студию, в которой преподавал Роков. Красавица из журнала получила главную роль и пропала, в сериале играла другая актриса. Она исчезла за шесть месяцев до появления на свет Полины. Вроде все совпадает. Никаких фото Валентины после давней публикации в издании с программой телевидения на неделю у нас нет. Прошло много лет, прежде чем к нам пришла Валентина Гончарова. Но если обратиться к фотографиям, показать их хирургам, то оказывается, что женщина – не Валентина Гончарова.
– Сомнительно, что девушку, которая пришла к Петру Ефимовичу с просьбой изменить внешность, можно было до пластической операции принять на учебу в вуз, где готовят актеров, – высказался Чернов. – Ну, прямо слонопотам в юбке! И помните, что сказал Федор? Пациентка показала журнал, попросила сделать себя похожей на актрису. Петр Ефимович постарался. Стопроцентной идентичности он не добился – да это и невозможно, – но после полугода работы над лицом и телом пациентку можно было принять за сестру Гончаровой.
– Иногда у абитуриентки такой яркий талант, что приемная комиссия забывает про внешность, – высказалась я. – Да, сцена и экран любят симпатичных, публика тоже рада видеть хорошенькие личики и стройные фигурки, но давайте вспомним Фаину Раневскую. Разве она красавица? Или Инна Чурикова? Но какие гениальные актрисы! Я уж не говорю о великой Серафиме Бирман. Болезненно худая, с огромным носом, она блистала на сцене и в кино. Если обладаешь талантом, то красота не обязательна.
– Но ни настоящая Валентина, ни ее копия от Петра Ефимовича успеха в мире кино не снискали, – заметил Костин.
– Зато дочь «дубля» оказалась талантлива, – заметила я. – Мать пожертвовала карьерой ради ухода за ребенком.
– Попросил клиентку приехать к нам, чтобы ответить на вопросы, – сказал Володя.
Макс посмотрел на часы.
– Хочется послушать ее рассказ, но у меня самолет в Питер.
– Визит не состоится, – объявил Володя. – Она сообщила, что очень плохо себя почувствовала после смерти Полины, а побывав у нас, совсем ослабела. Легла на реабилитацию в клинику. Посещения там запрещены, самой тоже не выйти. Гончарова непременно приедет к нам, но не сегодня и не завтра. Позднее.
Глава двадцать четвертая
Вскоре после того, как Вульф уехал в аэропорт, со мной соединилась Роза Леопольдовна и начала извиняться:
– Лампа, простите, мне сейчас позвонили из химчистки. За три дня до переезда я сдала туда кое-какие вещи, ваши и Кисы, оплатила работу и… забыла, что пальто и свитера приводят в порядок, из-за переезда ума лишилась. А сейчас сообщили, что все давно готово. Приемный пункт – в паре шагов от нашей московской квартиры. Находись я там, за десять минут туда-сюда обернулась бы. Киса уже большая, ее можно одну оставить. Но из поселка дорога в оба конца займет часа три. Боюсь девочку без присмотра бросить.
– Поняла, – остановила я Краузе, – сейчас все сделаю, сбросьте фото квитанции, сама все заберу.
И тут же прилетел снимок.
– Отбегу в химчистку, – сказала я Костину.