Мемнон, тоже пораженный, на минуту растерялся, но потом, собравшись с духом, воскликнул:
— Где Альциона?
Быстрыми шагами он вышел из храма и отправился в курию. Он нашел свою приемную дочь лежащей в гамаке, спрятавшись лицом в сложенную руку.
— Она больна… она больна… — жалобно заговорила старуха, — и не хочет спать. Все утро она не двигается.
Мемнон долго и внимательно смотрел на нее. Потом сказал:
— Взгляни на меня, Альциона.
Она повернула к нему детское личико с покрасневшими от слез глазами.
— Ты плакала?
— Да, я думала об Египте.
— Ты все еще жалеешь о том, что мы покинули его?
— Да.
— Почем знать, — сказал Мемнон, — может быть, мы скоро опять уедем туда.
Альциона взглянула на своего приемного отца широко раскрытыми от изумления глазами. Тогда он заметил, что в левой руке она крепко зажимает восковую дощечку и стальное острие.
— Зачем у тебя эта дощечка? — спросил жрец.
Альциона покраснела и опустила голову на руку, потом, подняв ее, взглянула на него с улыбкой, прикрывающей ложь, которой любовь так быстро выучивает даже самые чистые души.
— Зачем у тебя эта дощечка? — повторил Мемнон.
— Я хочу перевести на греческий язык песенку, которую поет Нургал.
— Ты слишком волнуешься, дитя мое, — сказал Мемнон, успокаиваясь. — Постарайся лучше заснуть.
Затем он поцеловал ее в лоб и удалился в глубокой задумчивости. Нургал, раскачиваясь на ковре, опять затянула свою песню:
Между тем молодая девушка, с лихорадочно блестящими глазами, выводила металлическим острием латинские буквы по мягкому воску. Особенно тщательно она начертала первые слова:
ebooksa