— Покупать индеек! — с глубоким омерзением повторил мистер Маккалем. — Покупать в лавке! Я еще помню времена, когда я брал ружье, выходил из этой самой двери и через полчаса приносил домой индюка. А еще через час — так и целого оленя. Да что там, вы, братцы, о рождестве никакого понятия не имеете. Вы только и знаете что окна в лавке, где выставлены кокосовые орехи, хлопушки этих янки и прочая дребедень.
— Да, сэр, — сказал Рейф, подмигнув Баярду. — Когда генерал Ли сдался[106], это была величайшая ошибка человечества. Страна так от нее и не оправилась.
Старик сердито фыркнул:
— Будь я проклят, если я не вырастил целую ораву самых растреклятых умников на свете! Ничего им не могу сказать, ничему не могу их научить, не могу даже сидеть перед своим же собственным очагом, чтобы вся ихняя банда не толковала мне, как управлять этой проклятой страной. Вот что, ребята, ступайте-ка вы спать.
На рассвете Джексон, Рейф, Стюарт и Ли отправились па фургоне в город. Никто из них не обмолвился ни словом, не высказал ни малейшего любопытства по поводу того, застанут ли они Баярда вечером, когда вернутся долой, или встретятся с ним еще года через три. А Баярд стоял на побелевшем от изморози крыльце, курил папиросу на прохладной яркой заре, смотрел вслед фургону, в котором сидели четыре закутанные фигуры, и думал о том, будет ли это опять года через три или вообще никогда. Подошли собаки, потыкались в его колени, и он опустил руку в кучу холодных, как ледяшки, носов и высунутых теплых языков, а сам глядел на деревья, из-за которых доносилось сухое дребезжание фургона, гулко разносившееся в тишине ясного раннего утра.
— Пошли? — раздался у него за спиной голос Бадди, и, повернувшись, Баярд взял прислоненное к стене ружье. Собаки возились вокруг, с радостным визгом вдыхая морозный воздух, но Бадди отвел их к конуре, втолкнул в нее и, невзирая на их изумленные протесты, запер за ними дверь. Из другой конуры он выпустил молодого пойнтера Дэна. Позади по-прежнему раздавались недоуменные гневные голоса гончих.
До полудня они бродили по распаханным полям и по лесным опушкам. Мороза уже не было, воздух потеплел в мягкой безветренной истоме, и среди зарослей колючих кустарников они дважды вспугнули птицу-кардинала, которая стрелою алого пламени молниеносно взмыла в высоту. Наконец, Баярд, не мигая, поднял глаза к солнцу.
— Мне пора возвращаться, Бадди. После полудня я поеду домой.
— Ладно, — не возражая, согласился Бадди и подозвал собаку. — Приезжайте в будущем месяце.
Мэнди дала им холодной еды, они закусили, и, пока Бадди седлал Перри, Баярд отправился в дом, где он нашел Генри, старательно прибивавшего подметки к сапогам, и старика, который, надев очки в стальной оправе, читал газету недельной давности.
— Дома уж, наверно, давно тебя ждут, — согласился мистер Маккалем, снимая очки. — Обязательно приезжай в будущем месяце за тем лисом. Если мы его скоро не возьмем, Генералу будет стыдно своим же щенятам в глаза смотреть.
— Спасибо, сэр, — отвечал Баярд. — Я обязательно приеду.
— И постарайся привезти деда. Он может и тут не хуже чем в городе сложа руки сидеть.
— Спасибо, сэр. Обязательно привезу.
Бадди вывел пони, и старик, не вставая, протянул Баярду руку. Генри отложил сапоги и вышел вслед за ним на крыльцо.
— Приезжайте еще, — застенчиво пробормотал он, тряхнув Баярдову руку, словно это была рукоятка водяного насоса, а Бадди выдернул свою руку из кучки назойливых слюнявых щенков и тоже попрощался с гостем.
— Буду ждать, — коротко сказал он.
Баярд тронулся в путь и, обернувшись, увидел, что братья приветственно подняли руки. Потом Бадди окликнул его, и он повернул обратно. Генри исчез и появился снова с тяжелым пеньковым мешком в руках.
— Чуть не забыл, — сказал он. — Отец велел передать вашему дедушке кувшин кукурузной водки. Лучше этой не найдешь и в Луисвилле[107], да, пожалуй, и нигде вообще, — со степенной гордостью добавил он.
Баярд поблагодарил, Бадди привязал мешок к луке седла, и мешок всей своей тяжестью привалился к ноге Баярда.