— Чтобы грузить помог.
ТАЛЛ
Анс потирает колени. Комбинезон на нем выгорел; на колене шерстяная заплата из воскресных брюк, заносилась до железного блеска.
— Пуще всех не люблю, — говорит он.
— Человеку иногда надо вперед заглядывать, — говорю я. — А если не мудрить долго — что так, что этак, большого урона не будет.
— Дорога-то сейчас сухая, — я говорю.
— Однако ночью дождь будет. Его родню хоронят у Новой Надежды — туда меньше трех миль. Но на то он и Анс, чтобы взять жену из такого места, докуда добрый день езды, и чтобы она умерла у него.
Он смотрит на равнину и потирает колени.
— Пуще всех не люблю.
— Они свободно обернутся. Тут и волноваться нечего.
— Три доллара как-никак, — говорит Анс.
— А может, им и назад будет не к спеху. Хочется так думать.
— Она отходит, — говорит Анс. — Она решила.
Тяжелая жизнь у женщин, верно. У некоторых. Моя мама, скажу, умерла на восьмом десятке. Работала каждый день, в дождь и ведро, ни дня не хворала с тех пор, как родила последнего — а потом вроде огляделась вокруг, пошла, взяла ночную рубашку с кружевом, сорок пять лет пролежавшую в сундуке и ненадеванную, надела, легла на кровать, натянула одеяло и глаза закрыла. «Вам теперь за отцом ухаживать, — сказала. — Старайтесь. Устала я».
Анс потирает колени.
— Господь дал, — говорит он.
Слышим, как пилит и стучит за домом Кеш.
Правда. Истинней слова не молвил никто.
— Господь дал, — говорю я.
По склону поднимается их мальчик. Несет рыбу чуть ли не с себя ростом. Бросил на землю, крякнул, сплюнул в сторону, как взрослый. Чуть ли не с него, здорова.
ebooksa