— Зачем это? — сказала Дилси. — Полежишь еще денек, так тут камня на камне не останется. Ну, уходите отсюда, дайте мне мою кухню привести в порядок.
Ужин тоже готовила Дилси. А вечером, как раз в сумерки, на кухню пришла Нэнси.
— Почем ты знаешь, что он вернулся? — спросила Дилси. — Ты ведь его не видела?
— Иисус — черномазый, — сказал Джейсон.
— Я чувствую, — сказала Нэнси, — я чувствую, что он спрятался там, во рву.
— И сейчас? — спросила Дилси. — Сейчас он тоже там?
— Дилси тоже черномазая, — сказал Джейсон.
— Ты бы съела чего-нибудь, — сказала Дилси.
— Я ничего не хочу, — сказала Нэнси.
— А я не черномазый, — сказал Джейсон.
— Выпей кофе, — сказала Дилси. Она налила Нэнси чашку кофе. — Ты думаешь, он сейчас там? Почем ты знаешь?
— Знаю, — сказала Нэнси. — Он там, ждет. Недаром я с ним столько прожила. Я всегда знаю, что он сделает, еще когда он и сам не знает.
— Выпей кофе, — сказала Дилси.
Нэнси поднесла чашку ко рту и подула в нее. Рот у нее растянулся, как резиновый, губы стали серые, словно она сдунула с них всю краску, когда стала дут’ на кофе.
— Я не черномазый, — сказал Джейсон. — А ты черномазая, Нэнси?
— Я Богом проклятая, — сказала Нэнси. — А скоро я никакая не буду. Скоро я уйду туда, откуда пришла.
Она стала пить кофе. И тут же, пока пила, держа обеими руками чашку, она опять начала издавать этот звук.
Звук шел в чашку, и кофе выплескивался Нэнси на руки и на платье. Глаза ее смотрели на нас; она сидела, уперев локти в колени, держа чашку обеими руками, глядя на нас поверх полной чашки, и издавала этот звук.
— Посмотри на Нэнси, — сказал Джейсон. — Нэнси нам больше не стряпает, потому что Дилси выздоровела.
— Помолчи-ка, — сказала Дилси.