— А что толку! — сказала Нэнси. Она сидела у очага, опершись локтями о колени, свесив длинные руки между колен. — Когда у вас, в собственной вашей кухне, и то нет защиты. И если б я даже спала у вас в детской на полу, вместе с вашими детьми, все равно меня найдут утром в крови и…
— Тсс! — сказал отец. — Запри дверь, погаси свет и ложись спать.
— Я боюсь темноты, — сказала Нэнси. — Я не хочу, чтоб это случилось в темноте.
— Что же, ты так с лампой и будешь сидеть всю ночь? — спросил отец.
И вдруг Нэнси опять начала издавать этот звук, сидя у очага, свесив длинные руки между колен.
— А, к черту, — сказал отец. — Марш домой, ребятишки! Пора спать.
— Когда вы уйдете, тут мне и конец, — сказала Нэнси. — Завтра я буду мертвая. Я уже скопила себе на гроб, я вносила мистеру Лавледи…
Мистер Лавледи был вечно грязный, невысокого роста человек, собиравший у негров страховые взносы; утром по субботам он обходил все хижины, и негры вносили ему по пятнадцать центов. Он с женой жил в гостинице. Однажды утром его жена покончила самоубийством. У них был ребенок, девочка. После того как его жена покончила с собой, мистер Лавледи уехал и увез ребенка. Через некоторое время он вернулся. По утрам в субботу мы часто видели, как он ходит по переулкам.
— Вздор, — сказал отец. — Завтра же утром увижу тебя у нас на кухне.
— Что увидите, то увидите. А что оно будет, про то один только Господь Бог знает.
Мы вышли из дома Нэнси; она все сидела у очага.
— Запри дверь, — сказал отец, — задвинь засов. — Нэнси не шевельнулась. Она не взглянула на нас. Мы ушли, а она осталась у очага; дверь была открыта, и лампа горела.
— О чем она, папа? — сказала Кэдди. — Что должно случиться?
— Ничего, — сказал отец. Джейсон сидел у него на плечах и поэтому был самый высокий из всех нас. Мы спустились в ров; я молча во все всматривался. Но там, где лунный свет переплетался с тенями, трудно было что-нибудь разглядеть.
— Если Иисус спрятался здесь, он нас видит, правда? — сказала Кэдди.
— Его здесь нет, — сказал отец. — Он давно уехал.
— Ты меня заставила, — сказал Джейсон со своей вышки; на фоне неба казалось, что у отца две головы — одна маленькая, другая большая. — А я не хотел идти.
Мы поднялись изо рва по тропинке. Отсюда все еще был виден дом Нэнси с растворенной дверью, но самой Нэнси уже не было видно — как она сидит там у очага, распахнув дверь настежь, так как устала ждать.
— Устала я, — сказала она нам напоследок, когда мы уходили. — Ох как устала. Я всего только негритянка. Это же не моя вина.
Но ее еще было слышно, потому что как раз после того, как мы вышли изо рва, она опять начала издавать этот звук — как будто пенье, а как будто и совсем не пенье.
ebooksa