Кость от костей

Она нахмурилась.

– Не хочу шуметь.

– Ясно, – ответил он. – Извини, я просто очень нервничаю. Сперва Гриффина утаскивает зверь, теперь вот Джен угодила в капкан, и мы застряли в этой хижине, а снаружи ждет маньяк. Не представляю, как мы теперь поможем Гриффину и что от него останется, когда мы его найдем.

Мэтти не ответила. Она не сомневалась, что Гриффин уже мертв или скоро умрет, и считала: если им удастся вырваться из хижины, нужно будет сразу бежать вниз, к подножью горы, и как можно быстрее. Но ей не хотелось объяснять это Си Пи, пока из-за больного горла было трудно говорить. Кажется, мысль о том, что друга еще можно спасти, держала его на плаву. «Сущее дитя, – подумала Мэтти, снимая ботинки и бесшумно направляясь в спальню. – Думает, что все истории хорошо заканчиваются лишь потому, что он верит в счастливый конец».

Сама Мэтти в счастливый конец не верила. Она не верила даже в счастливую середину. Лишь в начале истории, когда герой еще молод и ничего не знает, он может быть счастливым и беззаботным. Когда жизнь берет свое, счастье становится невозможным.

Если ей удастся сбежать от Уильяма, ее проблемы волшебным образом не решатся. Тень похитителя будет преследовать Мэтти до конца жизни, и это была еще одна причина ненавидеть его: разум ее никогда полностью не освободится от памяти о нем, и она всегда будет оглядываться через плечо, боясь, что монстр ее настигнет.

Мэтти замерла в проеме между спальней и столовой. Шторы были раздвинуты, и в комнату лился лунный свет. В центре комнаты темнела кровать – место, напоминавшее ей о боли.

«Мужчине нужны сыновья, Мэтти».

Мэтти тряхнула головой, отгоняя обитавших в спальне призраков. Она пришла за винтовкой, винтовкой Уильяма, и та стояла там, где он ее оставил, – у стены с его стороны кровати.

Си Пи посветил фонариком ей через плечо, и луч высветил дуло.

– Бинго! – воскликнул он.

С бешено бьющимся сердцем Мэтти бросилась в спальню. Она не догадывалась, что Си Пи стоял рядом; надо сказать ему, чтобы перестал так близко к ней подходить. Когда он приближался, она думала об Уильяме, о его руках, сомкнувшихся на ее шее, о кулаках, разбивавших ее плоть, о навалившемся на нее теле.

«Но он не Уильям, – напомнила она себе. – Он тебя не обидит».

Надо закрыть шторы. Надо сделать это на случай, если Уильям обойдет хижину кругом и попытается заглянуть внутрь. Но если она закроет шторы, то останется одна в этой комнате с незнакомым мужчиной. Одна в темноте.

Он тебя не обидит. Хватит трусить, как мышь.

Снова Саманта. Женщине хотелось ответить ей, что, раз она такая умная, пусть берет все на себя, а не оставляет ей, Мэтти, всю грязную работу.

Она заставила себя подойти к окну и задернуть шторы. Луна скрылась за облаками, но это было неважно, ведь у Си Пи был фонарик и, разумеется, он не собирался нападать на Мэтти. Он взял винтовку и осмотрел ее на свету.

– Заряжена, – сказал он. – А где еще патроны?

Мэтти подошла к комоду Уильяма и открыла верхний ящик. Комод был небольшой, всего с тремя ящиками, и муж никогда не разрешал ей открывать верхний. В ее обязанности входило класть его чистую заштопанную одежду в два нижних ящика. Он любил, чтобы его рубашки были сложены определенным образом. Мэтти долго училась складывать их правильно.

Си Пи последовал за ней. В пляшущем луче фонарика Мэтти открыла верхний ящик. Там лежали коробки с патронами, несколько охотничьих ножей разных размеров и гранаты, которые Уильям утром не стал брать с собой.