– Мама, прошу тебя… – Эстер со вздохом высвободилась из объятий и, подавшись вперед, прижалась головой к торговому автомату. – Я очень не хочу, чтобы ты так думала.
– Все хорошо, дорогая. Порой я осознаю, что даю вам с Юджином слишком мало. Это и правда так. Но я очень вас люблю. Больше всего на свете.
Эстер открыла глаза. Достаточно ли этой любви? Если человек не может предложить тебе ничего, кроме пустых обещаний и разочарования, можно ли этот недостаток компенсировать любовью? Эстер вспомнила о Джоне и его поступке: она открыла ему все самые уязвимые, потаенные уголки своей души, а он взял и раздал эти тайны чужим людям.
Она сжала мамину руку. Розмари поднесла ладонь дочери к своей щеке и поцеловала запястье.
– Моя красавица.
– Мне пора, – сказала Эстер и с этими словами ушла.
Эстер отправилась в Лилак-Хилл на маминой машине. Некогда обуревавший ее страх при мысли о том, что та заглохнет посреди дороги и все это увидят, теперь казался слабым и приглушенным после того, как Юджин побывал на волосок от Смерти. Она ехала медленно и осторожно, но почти не испытывала прежнего страха.
Вот о чем она думала в тот момент:
• Поскольку дедушка становился все ближе к смерти, его вероятность утонуть таяла с каждым часом. Неотвратимый факт того, что предсказание Жнеца на самом деле оказалось неверным, вселял в Эстер надежду и грусть одновременно.
• Реджинальд очень любил орхидеи, Джонни Кэша, птиц и свою жену, но ничего из этого не могло подарить ему утешение перед уходом из этого мира. Какая несправедливость.
Поэтому, вместо того чтобы отправиться к смертному одру своего дедушки, Эстер решила для начала сделать небольшой крюк и остановила машину в двух зданиях от дома, принадлежавшего на протяжении многих лет Флоренс и Реджинальду Соларам. Дом по-прежнему выглядел симпатичным и опрятным, каким был в те годы, когда Солары въехали в него после возвращения Реджа с войны. Оконные рамы сияли белизной, извилистая садовая дорожка петляла между зарослями цветов, а на маленьком крылечке развевался американский флаг.
Прежде чем выйти из машины, Эстер стала вспоминать четвертую встречу Реджинальда со Смертью – это событие произошло в том самом доме, на который она сейчас взирала сквозь вечерние сумерки.
Случилось это в оранжерее на заднем дворе, за день до бабушкиной смерти. Редж рассказывал ей эту историю всего раз, спустя день после того, как умерла Флоренс. Эстер и Юджину тогда было по одиннадцать лет. Джек Горовиц – худой, бледный, покрытый оспинами и ни капли не постаревший с той первой встречи с Реджом во Вьетнаме около сорока лет назад – постучался в стену оранжереи и вежливо помахал рукой через стекло.
Реджинальд снял садовые перчатки и открыл Смерти дверь.
– Я пришел сообщить новости, которые тебе не понравятся, – сказал Горовиц.
– Я умру.
– Нет. Ты умрешь позже, через несколько лет, от слабоумия. После постановки диагноза захочешь себя убить, но заболевание будет развиваться невероятно быстро. У тебя не будет времени.
– Черта с два.
Горовиц пожал плечами.
– Многие десятилетия ты интересовался, какой именно будет твоя смерть, а теперь, когда я тебе об этом сообщаю, ты не хочешь меня слышать.