Саван алой розы

22
18
20
22
24
26
28
30

Но и здесь он упрекать Воробьева не имел никакого морального права – потому что сам из-за Светланы совершал поступки еще более идиотские. А порой и преступные.

Он знал, что хотел предложить Воробьев в лаборатории. Точно так же, как изъяли трости Лезина, он хотел изъять трости Дениса Соболева – и поискать кровь на них. И это было логичным. И уместным. Это могло бы снять все подозрения по поводу Соболева, если бы крови не обнаружилось.

Зато, если бы кровь обнаружилась… Кошкин об этом и думать не хотел.

* * *

Анна Степановна была женщиной лет немногим больше сорока –значительно моложе отлично сохранившегося Лезина, но годы на внешности супруги Глебова отразились сполна. Невысокая, раздавшаяся в талии; лицо ее еще сохраняло остатки миловидности, но было иссушенным временем и слишком неприветливым, злым, чтобы о той миловидности вспоминать. Жизнь с господином Глебовым, законный он ей супруг или нет, точно не была сладкой. И грозила стать еще более непростой, потому как Кошкин сразу смекнул: с цветочной лавкой хозяйка вынуждена распрощаться.

Встретила она полицейских сурово и будто заранее знала, что добром разговор не кончится – а потому говорить напрочь отказалась.

– И когда только вы меня в покое оставите – никакого житья нет! – Анна Степановна, уперев в бока руки, ругалась и изо всех пыталась не пустить сыщиков дальше порога. – Не знаю я ничего! Что знала – вон ему, – кивнула на Воробьева, – уже рассказала!

– Господин Воробьев – мой подчиненный, – спокойно, стараясь не злить цветочницу еще больше, объяснился Кошкин. – Он, по правде сказать, и не должен был вам вопросов задавать. Он в сыщицком деле новичок и, ежели обидел вас расспросами, то расплатится он за это сполна, уж поверьте.

– Да ничем он не обидел! – пошла на попятную и неожиданно смягчилась хозяйка. – Хороший мальчонка, а вам, начальничкам, лишь бы наказывать! Не стану я с вами разговаривать – сказала же, не знаю ничего!

– Лукавите, Анна Степановна, – мягко улыбнулся Кошкин. – Вы ведь с Розой Яковлевной крепко дружили в юности – а тут встретились, спустя столько лет. Неужто и парой слов не перекинулись?

– Ну да – дружили! Она барышня, а я посуду за господами мою – вот уж дружба так дружба!

– И все-таки Роза Яковлевна к вам хорошо относилась, по-доброму. И вы ее любили. Прежде. А потом рассорились. Стало быть, из-за мужа вашего?

Хозяйка лавки крепко поджала губы – и Кошкин видел, как они дрожат. Неужто и правда от обиды?

– Тетрадки ее, значит, тоже читали? – догадалась Анна Степановна, и голос ее потускнел. – Так чего ж вы пытаете меня расспросами! Сами все знаете, как было! Вот что за народ вы – любите-то поковырять, где побольнее!

Кошкин покачал головой, потянулся, было, чтоб коснуться ее руки – но женщина дернулась, не далась.

– Я ведь не из праздного любопытства вас спрашиваю, Анна Степановна. Вашу подругу кто-то убил – жестоко и несправедливо. Неужто не жаль вам ее?

Хозяйка лавки хмурилась и смотрела в сторону. Говорить не собиралась. Кошкин бросил взгляд на Воробьева – но посыла исчезнуть с глаз долой, ибо дальнейший разговор предстоял быть деликатным, тот не понял. Так и стоял столбом. Ну да ладно, Кошкин решил, что пусть учится, лишь бы не сболтнул чего.

– Вероятно, вы на вашу подругу злитесь за то, что произошло меж нею и господином Глебовым на той даче…

– Да не злюсь я на нее! – всплеснула руками Анна Степановна. – Не дура, чай, понимаю, что он, паршивец, к мужней жене лез! Виноват он, кто спорит! Да что толку былое ворошить?! Уж я вас знаю, вашему брату волю дай, так выдумаете, будто мой Сергей Андреевич Розочке голову-то и разбил! А то при жизни мало имя его трепали на все лады!

Анна Степановна не сдержалась: суровая непроницаемая маска на ее лице будто треснула, она громко всхлипнула и принялась утирать слезы передником. Воробьев нашелся даже скорее Кошкина – потянул женщине отутюженный белый платок.