Чехов. Книга 2,

22
18
20
22
24
26
28
30

— У стены под рогожкой стоят два сейфа, — пояснил я вдогонку. — К ним надобно ключи сделать.

— Она меня не погубит, вашество? — выкрикнул помощник.

— Любовь Федоровна очень добрая женщина, — сказал я, надеясь, что не ошибаюсь.

— Не обижу я его, — донесся до меня смех.

Я покачал головой.

— Увы, но мне надо принять ванну и уходить. Вы тут без меня справитесь.

— Опять по делам? — хитро прищурилась женщина, выглянув из-за распахнутой двери кладовой.

— Нет. Провести вечер в кругу друзей.

— Дело нужное, — согласилась призрак, но в ее голосе я услышал грусть.

— Приду и пообщаемся, — пообещал я. — Если вы, конечно, не будете спать, дражайшая Любовь Федоровна.

— Не надейся, — тут же ответила та. — Комната мне нужна больше для статуса. Не люблю, когда кто-то спит на моей кровати.

Я улыбнулся и кивнул:

— И эту договоренность я не нарушаю.

Призрак не ответила. Я направился к себе.

* * *

Михайловский проспект широкой лентой тянулся от Дворцовой площади до Александровского вокзала, упираясь в памятник Александру IV. Его массивная фигура высилась на постаменте из темно-красного гранита и имела очень внушительный вид. Поговаривали, что Александр был не особо высоким мужчиной с весьма широкими плечами, но скульпторы всегда делали фигуру царя пропорциональной и добавляли ему роста.

Рядом с памятником стояли свежие цветы, которые с радостью несли ему поэты столицы и все любители поэзии. В свое время Александр благоволил стихоплетам и даже учредил благотворительный фонд, который после его смерти расформировали. На все деньги были куплены таблички, на них намалевали толстых уток и предупреждения, что птиц нельзя кормить хлебом. В темных уголках города еще можно было найти эти таблички, до которых не добрались злобные поэты.

Это была центральная улица города, и каждый вечер она была полна гуляк.

Фома довез меня до собора святого Луки, высадил у тротуара.

— Спасибо, Фома. Можешь ехать домой. Я вернусь на такси.

— Да я могу вас забрать, вашество, — тут же предложил слуга.