— У стены под рогожкой стоят два сейфа, — пояснил я вдогонку. — К ним надобно ключи сделать.
— Она меня не погубит, вашество? — выкрикнул помощник.
— Любовь Федоровна очень добрая женщина, — сказал я, надеясь, что не ошибаюсь.
— Не обижу я его, — донесся до меня смех.
Я покачал головой.
— Увы, но мне надо принять ванну и уходить. Вы тут без меня справитесь.
— Опять по делам? — хитро прищурилась женщина, выглянув из-за распахнутой двери кладовой.
— Нет. Провести вечер в кругу друзей.
— Дело нужное, — согласилась призрак, но в ее голосе я услышал грусть.
— Приду и пообщаемся, — пообещал я. — Если вы, конечно, не будете спать, дражайшая Любовь Федоровна.
— Не надейся, — тут же ответила та. — Комната мне нужна больше для статуса. Не люблю, когда кто-то спит на моей кровати.
Я улыбнулся и кивнул:
— И эту договоренность я не нарушаю.
Призрак не ответила. Я направился к себе.
Михайловский проспект широкой лентой тянулся от Дворцовой площади до Александровского вокзала, упираясь в памятник Александру IV. Его массивная фигура высилась на постаменте из темно-красного гранита и имела очень внушительный вид. Поговаривали, что Александр был не особо высоким мужчиной с весьма широкими плечами, но скульпторы всегда делали фигуру царя пропорциональной и добавляли ему роста.
Рядом с памятником стояли свежие цветы, которые с радостью несли ему поэты столицы и все любители поэзии. В свое время Александр благоволил стихоплетам и даже учредил благотворительный фонд, который после его смерти расформировали. На все деньги были куплены таблички, на них намалевали толстых уток и предупреждения, что птиц нельзя кормить хлебом. В темных уголках города еще можно было найти эти таблички, до которых не добрались злобные поэты.
Это была центральная улица города, и каждый вечер она была полна гуляк.
Фома довез меня до собора святого Луки, высадил у тротуара.
— Спасибо, Фома. Можешь ехать домой. Я вернусь на такси.
— Да я могу вас забрать, вашество, — тут же предложил слуга.