— Я тебе говорю!
Бердичевский шагнул вперед еще, потом еще.
— Ишь, бедовый, — сказали сзади в толпе.
Непонятно про кого — про Черкеса или про товарища прокурора, но Матвей Бенционович принял на свой счет и несколько воодушевился. Он протянул руку, чтобы схватить горца за рукав, и вдруг — вшшить! — у самых пальцев Бердичевского сверкнула стальная дуга, а с сюртучного обшлага отлетели две чисто срезанные гербовые пуговицы.
Матвей Бенционович с невольным криком отскочил в сторону и, разъярившись от такой потери лица, крикнул околоточному:
— Живо за Бубенцовым! Если не усмирит своего абрека, приказываю стрелять ему в ноги!
— Владимир Львович спят еще и будить не велели, — объяснил Спасенный.
— Вот, жду десять минут по часам. — Бердичевский сердито помахал серебряной луковицей. — И велю палить!
Тихон Иеремеевич засеменил по направлению к флигелю, а на площади установилось заинтересованное молчание.
Черкес, как заведенный, все продолжал свой ни на что не похожий танец. Бердичевский стоял с часами в руках, чувствуя себя преглупо. Карасюк с видимым удовольствием всовывал в револьвер патроны.
Когда до истечения срока ультиматума оставалась минута, околоточный нервно сказал:
— Ваше высокоблагородие, засвидетельствуйте, что я никакого касательства…
— Идет! Идет! — зашумели в толпе.
Из ворот гостиницы неспешно вышел Владимир Львович — в шелковом халате и турецкой шапке с кисточкой. Перед ним расступились. Он остановился, упер руки в бока и некоторое время просто смотрел на своего ополоумевшего янычара. Потом зевнул и тихонько двинулся прямо на него. Кто-то из баб ахнул. Черкес вроде бы не смотрел на своего господина, но в то же время, продолжая пританцовывать, понемногу пятился к стене гостиницы. Бубенцов двигался всё так же лениво, не произнося ни единого слова, до тех пор, пока Черкес не уперся в самую стену и замер на месте. Взгляд у него был совершенно остановившийся, будто мертвый.
— Наплясался, дурак? — сказал Владимир Львович в наступившей тишине. — Идем, проспись.
После этих слов инспектор повернулся и не оборачиваясь пошел назад к флигелю. Мурад послушно шагал за ним, сбоку мелко переступал Спасенный.
Все молча провожали живописную троицу взглядом.
Какой-то дьячок, перекрестившись, басом сказал:
— Даде им власть над дусех нечистых.
Перекрестилась и Пелагия, которая, как нам уже известно, никогда не сотворяла крестного знамения всуе.