Раненый вздрогнул, схватил здоровой рукой лежащее рядом длинное копьё и неловко выставил его в мою сторону.
— И ты радуйся, воин! — произнёс он тихо, перехватывая копьё более удобным хватом. — Я — Пелит, сын Эврисака из рода Филиалов, потомок Аякса Великого, — продолжил он, настороженно смотря на меня.
— А меня звать Фламмифер. И до недавнего времени был гладиатором у ланисты Люция из Капуи, и пока у меня есть веские причины не упоминать моих предков, — с некоторым внутренним сопротивлением проговорил я. Не желая напрямую говорить о том, что я в том числе ещё и беглый раб.
— Если тебя не затруднит, расскажи: почему у тебя статус врага? — спросил эллин, внимательно следя за мной.
— В этом нет секрета: на меня напали, и я защитился как смог, — сказал я полуправду.
Немного обдумав мой ответ, Пелит кивнул своим мыслям и опустил копьё.
— Предположу, что у нас с тобой, богоравный Фламмифер, нет вражды, и мы можем скоротать время беседой, так как до конца божественного задания осталось чуть больше часа, — с улыбкой сказал Пелит.
— Не откажусь от интересной беседы, да и в случае если на нас кто-нибудь нападёт, то двум подранкам будет проще, — ответил я, устроившись поудобней на стуле напротив Пелита.
— Как я уже сказал, род мой восходит к богоравному Аяксу Тилиманиду, правнуку Зевса и соратнику Уллиса и Ахилла. Про них было сложено немало легенд, надеюсь, мой юный друг слышал некоторые из них, — начал Пелит, продолжив заматывать культю туникой.
— Да я слышал песни рапсодов об осаде великого города Трои и про Героев, равных богам, — подтвердил я, невольно вспомнив своего друга по нелёгкой гладиаторской судьбе, умершем полгода назад. Он был горазд рассказывать разные байки, в том числе и про то, о чём начал говорить Пилит.
— После того как Аякс кинулся на меч, прошла пара поколений, и мой досточтимый предок Филей перебрался в славный полис Афины. И передал наш родной остров Саламин под руку Афин. И род наш из царского превратился в род просто знатный, — с некоторой грустью продолжил он.
— Но, несмотря ни на что, наш род процветал. В нём были и отважные воины и мудрые военачальники и не менее мудрые политики и философы. Я же посвятил свою жизнь медицине и философии. Впрочем, если бы выбрал военную стезю, то не лишился бы руки в схватке с зеленокожим воином, — закончил он свой рассказ, одновременно завершив завязывать узел на культе при помощи зубов и здоровой руки.
Посмотрев мне в глаза он увидел там изумление, так как не каждый день увидишь человека, спокойно рассуждающего об истории своих предков и попутно обрабатывающего свою же отсечённую руку.
— Не думай, что я безумец, получающий удовольствие от своей боли, — предостерёг он. Это или проклятие, или дар нашего рода: мы почти полностью не чувствуем боли. Для воина в гуще боя это, возможно, и хорошо, но в обычной жизни заметить рану можно только когда ощутил слабость от потери крови. А увидеть ожог — только случайно посмотрев на ногу в костре. Впрочем, не будь у меня этого дара, я вряд ли справился бы со своим противником. После того как он отсёк мне руку своим мечом, он не ожидал, что это меня не задержит даже на миг. Да и раны обрабатывать намного проще.
Я же решил немного рассказать и о себе.
— Как уже сказал, я — гладиатор. Таких прозывают фракийцами, что для меня вдвойне справедливо, так как я сам родом из Фракии. До того как меня купил ланиста, я успел провести в рабстве уже год, собирал виноград и оливки. Я не самый плохой гладиатор, раз до сих пор жив и на свободе, — озвучил я очередную полуправду: пусть лучше думает, что у меня есть деревянный меч или что я сам себя выкупил, чем узнает, что я беглый. — Здесь же я скитался по этим тёмным катакомбам, видел множество мёртвых и несколько живых, которые не без моей помощи тоже стали мертвецами, — произнёс я, показывая рукой на отсутствующий глаз и давая понять, что и для меня эти встречи не прошли гладко. — Видел ещё и плантации или сад, в котором потомки тех, кто жил тут раньше, собирали урожай.
Помолчали пару минут, думая каждый о своем.
— Как насчёт взаимовыгодного обмена? — обратился ко мне Пелит.
— Смотря что ты хочешь у меня попросить и что готов дать взамен, — почти незамедлительно ответил я.
— Как ты видишь, мой юный друг, у меня есть шесть торб, что бездонными зовутся, — провёл он рукой перед собой. — И, как я, вижу твоя немного отличается, и собственно у меня к тебе два вопроса: чем именно она отличается и нет ли у тебя торбы первого уровня на обмен?