–Ну что ты, это же все во благо.
Заметив на себе вопросительные взгляды, Уна выпрямилась, и вежливо пояснила:
– Не беспокойтесь барышни, я в этой затее не участвую. В другой раз я бы с удовольствием, но… обстоятельства немножко иные. Этот хмурый, но очень милый юноша, если кто не знает – мой сын.
– Да ладно!? – воскликнула старшая из сестер.
– Правда, правда, без шуток. А потому, зная ваши порочные наклонности, хочу чисто символически предостеречь: мальчик дорог мне как есть, с руками, ногами и головой. Ну и всем, что у него там прилагается.
– Ну что ты, как можно… – драматично возмутилась Аделина. – Отец дал нам четкие указания на этот счет. Сей кладезь жизни мы на руках носить готовы. Дело за малым, узнать какой у юноши план.
Арон придвинулся к Сольвейг и еще раз уточнил:
– Ты действительно этого хочешь?
– Шутишь? Я это предложила!
– Зачем?!
– Я, все-таки, благородных кровей, и пекусь о своем народе. А еще, я искренне желаю моим милым, любимым сестрам испытать все прелести материнства.
На словах «все» и «испытать», Сольвейг сделала особый акцент. А потом уже шепотом добавила:
– Пусть эти надменные суки огребут по полной, хотя бы разок в жизни.
– Я тебя понял, – не без улыбки, согласился он. Сольвейг все же не сильно изменилась.
Уна, которая отлично слышала разговор, всем своим видом проявляла солидарность. По крайней мере, его суженая с его же матерью на одной волне. Хотя, это же и пугает. Кузнец неспеша доел остатки чудесного десерта и вытер руки салфеткой. Делать тут больше было нечего, и он жестом предложил Сольвейг уйти.
– Ты иди… Нам еще есть что обсудить. Уна охотно составит тебе компанию.
Кузнец кивнул. Стараясь не шуметь массивным деревянным стулом, он встал. Оглядев всех еще раз, «кладезь жизни» галантно поклонился. После чего, в компании довольной Уны Арон покинул обеденный зал.
Уна шла молча, чуть впереди, но на лице ее светилась ехидная улыбка.
– Ты точно моя мать? – усомнился Арон.
– Да…! – протянула она на распев. – И я нахожу все это чертовски забавным. Чему ты не рад?