Цэрэушник – а это минимум начальник сектора – снимает очки, со стуком кладет их на стол. Презрительно, держа двумя пальцами, как будто боясь заразиться, смотрит на расписку. Точнее – ксерокопию расписки, я не дурак, чтобы оригинал сюда тащить.
– Бред, – негромко говорит он в пустоту и обращает свой взор на меня, грешного, – что вам здесь понадобилось?
– Ваш подчиненный не ввел вас в курс дела?
– Отвечайте на вопрос.
– Если кратко, то деньги. Пятьдесят тысяч долларов.
ЦРУшник отпихивает от себя ксерокопию расписки.
– Мистер… Худяков. Или как вас там… В чем смысл вашего визита, скажите честно?
– Я же сказал – деньги.
– Перестаньте. Я что, по-вашему, – идиот? Я выгляжу как идиот? Я действую как идиот?
– Отнюдь, сэр.
– Тогда почему русская разведка видит во мне идиота? Я что, похож на типа, который готов заплатить пятьдесят штук вот за эту фигню?
– Я не работаю на русскую разведку, – твердо говорю я.
– Да что вы говорите… А на кого, собственно, вы работаете? То, что вы работаете на себя самого, – это мы уже знаем. Про ваши махинации с золотом, с изъятыми ценностями – мы тоже знаем.
– При чем тут это? Речь про другое.
– Речь про то, что вы пришли сюда и делаете из меня идиота. Я не знаю, почему вы так решили, но передайте господину Черняхову, что с меня причитается. Это уже сверх предела.
– Сверх предела это будет, когда выйдет статья в «Нью-Йорк таймс».
Цэрэушник поднялся. Поманил пальцем сотрудника ДСС, который стоял на входе, баюкая на груди автомат.
– Мистер Худяков нас покидает, – заявил цэрэушник, – и прямо сейчас. Проследите, чтобы мистер Худяков был внесен в список нежелательных посетителей.
– Да, сэр.
– Вы об этом пожалеете! – заявил я, вставая.