В палате стояло еще пять таких же, как у него, белых кроватей с тумбочками. За окном виднелась стена высокого дома с пожарной лестницей. На лестнице, нахохлившись, сидели вороны. Большие, тяжелые снежинки медленно падали куда-то. Иные прилипали к стеклу и ползли вниз, превращаясь в прозрачные капельки.
«Значит, оттепель», — подумал Сережа и закрыл глаза. Ему приснилось, что он дома. «Выйду пораньше, — решил он, — скатаю пару снежков, и только Юрка высунет нос из парадного, так влеплю, что ой-ой!»
Вот Юрка отряхивает снег, хохочет… Сережа тоже смеется, и прохожие улыбаются, глядя на них. Вот они с Юркой не спеша идут в школу, на ходу обсуждая дела физического кружка: модель паровой машины почти готова, осталось собрать и пропаять котел. Можно бы поручить это Игорю, но лучше не стоит. Он, того и гляди, схватит тройку по истории. А это они здорово с Юркой придумали: поставить отчет кружка на сборе дружины! Доклад поручили Сереже. Он решил так и начать: «Все члены физического кружка учатся только на пять и на четыре…»
Вдруг отворилась дверь. Сережа проснулся. Тихо шаркая туфлями, вошла в палату старенькая, седая, вся белая, в белом халате, палатная сестра тетя Нина. Ласково глядя сквозь стекла больших очков, она раздала термометры.
Еще один больничный день начался!
И, зажимая под мышкой холодное как сосулька стеклышко, Сережа со страшной ясностью понял вдруг, что сегодня ребята без него будут играть в снежки, завтра без него испытают машину, а в субботу без него соберется совет отряда…
Сережа представил, как Василий Михайлович откладывает в сторону его тетрадку, возвращая контрольные по геометрии, как Юрка на сборе дружины собирает листочки конспекта, закончив доклад…
Там без него продолжается жизнь. Там каждый день полон новой борьбы, новыми победами.
А тут… тут тетя Нина, высоко подняв термометр, посмотрела на шкалу и с похвалой в голосе сказала:
— Тридцать шесть и шесть. Молодец, Мордвинов.
И от этого «молодец» Сережа, который терпеть не мог слез, чуть не расплакался.
Скучно тянулись эти трудные дни. Две койки в палате пустовали. На трех лежали малыши: два второклассника и первоклассник. С ними даже поговорить было не о чем. И только «письма с Большой земли», как про себя называл их Сережа, вносили разнообразие в монотонные больничные будни.
«Поправляйся скорее, сыночек», — писала мама и сообщала о маленьких домашних новостях.
«Поправляйся скорее, Серьга, мы тут без тебя горим», — писал Юрка и подробно перечислял все школьные происшествия.
«Поправляйся скорее, Сережа», — писала старшая вожатая Нина Сергеевна.
Точно сговорились! Все требовали: «Поправляйся скорее», а он и не думал поправляться. Наоборот, с каждым днем яснее становилось, что час освобождения отодвигается все дальше и дальше… Опять поднялась температура, по ночам «стреляло» в ухе, раскалывалась от боли голова.
Сережу перенесли в другую палату, и главный врач, Денис Лаврентьевич, похожий на Тараса Бульбу, все дольше задерживался у его кровати и, шевеля седыми бровями, говорил укоризненно.
— Плохо твое дело, казак, придется еще погостить.
И Сережа «гостил».
Он пролежал весь февраль, пролежал март. В апреле два раза у его кровати собиралось сразу по нескольку врачей. Они передавали друг другу Сережин температурный листок, подолгу слушали сердце, осторожно щупали за ухом и спорили о чем-то тихими голосами, произнося непонятные слова.
ebooksa