Сам без оружия

22
18
20
22
24
26
28
30

Весельчак Роб таскал его по злачным местам, борделям, где к услугам клиентов были женщины на любой цвет, рост, сложение. Даже возраст. Правда, брать проституток младше четырнадцати лет Гриша не хотел. Тощие девчонки-малолетки были не в его вкусе.

За два с лишним года Григорий пообтерся во Франции, отлично освоил язык, начал изучать английский, у Роба перенял умение хорошо одеваться и плавно говорить.

Он даже познакомился с дочерью одного дворянина, и та совершенно потеряла голову от русского денди. Молодка была разбитной, задорной и в компании с Гришей чувствовала себя превосходно.

Роман длился несколько месяцев и закончился срочным отъездом девушки в Англию. Отец вдруг испугался, что та по глупости еще выскочит замуж за никому не известного русского и не дай бог родит ребенка.

Известие о начале мировой войны он встретил в Париже, куда его вызвали эсеры. Событие не особо его взволновало, хотя партийные товарищи взахлеб говорили об этом и постоянно спорили, обсуждая дела на фронте и возможные успехи русской армии.

Пожив в Европе, Григорий стал смотреть на вещи иначе. Война для него была чем-то далеким и непонятным. Как и споры эсеров относительно судьбы России и ее будущего. Политика и ее проблемы стали вызывать в нем отвращение.

В конце девятьсот четырнадцатого года Григория отправили в Швейцарию. Там он посещал стрелковый тир и выучился прилично владеть пистолетом и револьвером. Во всяком случае, центр мишеней дырявил исправно. Товарищи из партии с одобрением следили за увлечением молодого человека. И даже рекомендовали не бросать занятия. Григорий тогда подумал, что в недрах партии эсеров зреет мысль о создании новой боевой организации. Правда, самому Григорию такая перспектива не особо нравилась.

Он размышлял, чем заниматься дальше. Можно было работать вместе с Бертоном в его школе, можно вернуться в торговую фирму или принять предложение Роба и уехать в Северную Америку, начать там совместное дело.

Ехать обратно в Россию он не хотел. Воровская жизнь подзабылась, а новомодной ностальгии по Питеру он не испытывал. Григорий еще колебался, как быть, но летом девятьсот пятнадцатого пришла весть, что брата выпустили из тюрьмы, а отец вернулся в столицу.

Повидать их Григорий, конечно, хотел и стал просить эсеров помочь с возвращением. В сентябре его переправили через Балканы в Одессу, а оттуда он уже сам вернулся в Петроград. Не узнавая родной город и людей. Дивясь суете и шуму, обилию военных на улицах и плакатам с воззваниями.

Он понял, что придется привыкать заново и к дому, и к родным, и даже к самому себе – другому человеку, приехавшему из совсем иной жизни.

…Утром Григорий встал как новенький, голова не болела, на грудь не давило. Он умылся, надел новую одежду, что выложила Клаша, вышел на кухню. Его подруга хлопотала у стола, готовя завтрак. Обернулась, увидела Григория, несмело улыбнулась.

Он сел на лавку, усадил девушку рядом.

– Я сильно бузил вчера?

– Да нет, милый, все хорошо.

– Все нехорошо! Брательника моего и отца убили.

– Ты говорил.

– Меня могут искать. Тебе надо уехать. Срочно. Тетка твоя в городе?

Клаша испуганно охнула.

– Тетка здесь? – жестче повторил Григорий.