– Попробую. А вы попробуйте не врать мне больше.
Капитан засмеялся.
– Идет!
Когда они вышли из купе, Диана прижалась к Щепкину и зашептала:
– Кажется, наш гений перенервничал. Как бы не сорвался опять.
– Вот и проследи за ним. Поговори, успокой, очаруй. Чтобы больше не думал о ерунде. Он нам нужен сейчас, да и потом тоже.
Диана отстранилась от Щепкина, прищурила глаза.
– Хороший совет вы даете, Василий свет Сергеевич. А ну как и правда очарую! Забудет наш режиссер и о сценарии, и о фильме. А?
– А ты не в ущерб работе.
– А ревновать не будете, господин меценат? А то еще на дуэль вызовете Сереженьку!
Капитан покачал головой.
– А ты не увлекайся. Особо так… – он посмотрел по сторонам. – Кстати, скоро Москва. Надо подготовить шифровки. Где там наши дилетанты? Как бы американца совсем не споили!..
Поезд сбавил скорость, минуя небольшой подъем. Мелькание деревьев и столбов за окном стало медленнее, глаза смогли различить даже узкую тропку, петлявшую между кустарников.
Сидевший в своем купе Скорин прислонился лбом к стеклу, ощутил приятный холод и расстегнул верхние пуговицы рубашки. Жарковато стало. Проводник топит немилосердно, все угодить хочет пассажирам.
А скорость падает. Можно выйти в тамбур, открыть дверь и прыгнуть вниз, на покатую насыпь. Земля мягкая, удержит. А потом в лес и поминай как звали. Если Зинштейн разболтает легавым, что художник Гриша вовсе не художник, Щепкин и его дружки захотят узнать, кто же тогда на самом деле этот Скорин. Придумать историю? А поверят? И что потом? Жаль, до Щепкина так и не добрался. Подстеречь бы его сейчас…
Так что, прыгать? Поезд едва ползет, но после подъема вновь наберет скорость. Потом будет поздно, можно и ноги переломать, и шею свернуть. Ну, Гриша, решайся!..
Еще не зная, как поступить, Григорий вышел из купе, пошел по коридору, ответил на вежливый поклон проводника и тут вдруг вспомнил, что забыл саквояж. Но возвращаться не стал. Деньги при нем, а остальное пусть едет дальше.
Дверь в тамбур была приоткрыта, видимо, проводник в спешке забыл запереть. Григорий дернул дверь, вышел в тамбур и увидел Зинштейна. Тот стоял возле открытой двери вагона, глядя куда-то вдаль. Руки режиссера судорожно сжимали поручни, а лицо застыло, словно маска. Ветер бил его растрепанные волосы. Зинштейн вдруг со свистом втянул воздух в грудь и почти выкрикнул:
– Это невыносимо!
И подался вперед.
ebooksa