34
См. об этом, в частности, статью Н. П. Утехина «“Мастер и Маргарита” М. Булгакова (Об источниках действительных и мнимых)». — Русская литература. 1979. № 4. С. 89–109.
35
Бездомный — литературный псевдоним Ивана Николаевича Понырева, в духе известных псевдонимов времени, таких как Демьян Бедный, Михаил Голодный, или писательских фамилий — Александр Безыменский, Иван Приблудный. О внутренней проекции образа Ивана на Д. Бедного и А. Безыменского см. работу Б. М. Гаспарова (Даугава. 1988. № 10).
36
«Верил ли он? Верил, но, конечно, не по-церковному, а по-своему, — говорила Е. С. Булгакова. — Во всяком случае, в последнее время, когда болел, верил — за это я могу поручиться» (запись моего разговора с Е. С. Булгаковой 25 марта 1967 г.). Ср. дневниковую заметку Н. А. Булгаковой-Земской: «1910 г. Миша не говел в этом году. Окончательно, по-видимому, решил для себя вопрос о религии — неверие» (сб.: Воспоминания о Михаиле Булгакове. С. 68–69).
37
«Между «есть бог» и «нет бога», — писал Чехов в дневнике 1897 г., — лежит целое громадное поле, которое проходит с большим трудом истинный мудрец. Русский же человек знает какую-либо одну из этих двух крайностей, середина же между ними не интересует его, и потому обыкновенно он не знает ничего или очень мало» (Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем в 30-ти томах. Сочинения в 18-ти томах. Т. 17. М., 1980. С. 224).
38
«Пора! Пора!» — называется одна из последних глав романа, выдавая литературный прообраз мечты о покое — пушкинское стихотворение: «Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит...»
39
Мурьинская больница. — Далее в тексте рассказов из «Записок юного врача» встречается: Мурьевская, Муравьевская, а также: Мурьево, Мурьино, что отражает колебания автора в выборе названия деревни.
40
...фельдшер Демьян Лукич... и две... акушерки — Анна Николаевна и Пелагея Ивановна. — В тексте журн. «Медицинский работник» — Андрей Лукич, Мария Николаевна и Прасковья Михайловна. Это — единственный случай в «Записках юного врача», в котором использованы имена фельдшера и акушерок, отличные от других рассказов цикла; здесь отразился, по-видимому, процесс поиска имен для «сквозных» персонажей рассказов.
41
Я взял нож и провел вертикальную черту по пухлому белому горлу. — Здесь и далее в описании трахеотомии — прямая реминисценция из «Записок врача» В. Вересаева; трагическому исходу операции, описанной Вересаевым, Булгаков противопоставляет, в духе всей художественной концепции «Записок юного врача», ее оптимистический финал (ср. у Вересаева: «С первым уже разрезом, который я провел по белому пухлому горлу девочки... Глубокая воронка раны то и дело заливалась кровью, которую сестра милосердия быстро ватным шариком...» и т. д. — Т. 1. С. 299–300).
42
«Тьма египетская» — широко распространенное в странах христианского мира речение, имеет своим истоком определенное место в Ветхом завете: «И сказал Господь Моисею: простри руку твою к небу, и будет тьма на земле Египетской, осязаемая тьма. Моисей простер руку свою к небу, и была густая тьма по всей земле Египетской три дня; не видели друг друга, и никто не вставал с места своего три дня; у всех же сынов Израилевых был свет в жилищах их» (Исход. 10:21–23).
43
...об одном англичанине, попавшем на необитаемый остров. — Далее пересказывается фабула рассказа А. Грина «Жизнь Гнора». Эта реминисценция подтверждает интерес М. Булгакова к Грину и укрепляет, видимо, предположение о воздействии рассказа Грина «Фанданго» на формирование некоторых сюжетных ходов и сцен «Мастера и Маргариты» (см.: Сельская жизнь. 1976. № 12).
ebooksa