— Критиком Белинским.
— За критика!
— Здоровье нашего председателя уголка! Позвольте нам два экземпляра мартовского.
— Нет! Эй! Ветчинки сюда. А моему мальцу что-нибудь комсомольское для развития.
— Историю движения могу предложить.
— Ну давай движение. Пущай ребенок читает.
— Я из писателей более всего Трехгорного[184] обожаю.
— Известный человек. На каждой стене, на бутылке опять же напечатан.
— Порхает наш Герасим Иванович, как орел.
— Благодетель! Каждого ублаготвори, каждому подай...
— Ангел!
— Герасим Иванович, от группы читателей шлем наше «ура».
— Некогда, братцы... Пе... тоись читайте, на здоровье.
— Умрешь! Па...ха...ронють, как не жил на свети...
— Сгинешь... не восстанешь... к ви... к ви...селью друзей!
— Налей... налей!..
По голому делу. Письмо
«Все было тихо, все очень хорошо, и вдруг пущен был слух по нашей уважаемой станции Гудермес С.-К. ж. д., что якобы с поездом № 12 в 18 часов приедут из Москвы все голые члены общества «Долой стыд».
Интерес получился чрезвычайных размеров, в том числе женщины говорили:
— Это безобразие!