Но только не в шарфах и автомобилях нужно проходить этот путь, а пешком. Тогда только можно оценить красу Южного берега.
Под вечер, обожженные, пыльные, пьяные от воздуха, катили в беленький раскидистый Севастополь и тут ощутили тоску: «Вот из Крыма нужно уезжать».
Автобандиты отвязали вещи. Угол на одном чемодане был вскрыт, как ножом, и красивым углом был вырван клок из пледа. Все-таки при этой дьявольской езде машина «лизнула» крылом одну из мажар[209].
Лихие ездоки полюбовались на свою работу и уехали с веселыми гудками, а мы вечером из усеянного звездами Севастополя, в теплый и ароматный вечер, с тоской и сожалением уехали в Москву.
Когда мертвые встают из гробов...
В наш век чудес не бывает!
Тем не менее в Кисловодске произошла история, от которой волосы встают дыбом...
Но будем рассказывать по порядку.
17 июня 1925 года, на 8-й год революции, на крыльцо дома № 46 по Шоссейной улице в гор. Кисловодске вышел квартирующий в означенном номере гражданин Корабчевский, бывший стрелок жохра, и громко зарыдал.
Сошлись добрые люди и стали спрашивать:
— Корабчевский, Корабчевский, чего ты рыдаешь, бывший стрелок?
На что тот ответил:
— Как же мне, бывшему стрелку, не рыдать, если сейчас младенец мой Виталий, дорогой мой сыночек, помер!
Бабы завыли, стали расспрашивать:
— Экая оказия, от чего?
— От воспаления легких, — сказал Корабчевский, размазывая по лицу слезы.
Посочувствовали все Корабчевскому и разошлись, а бедный папаша отправился оформлять смерть своего наследника.
И младенчик помер по всей форме.
Доказательством тому служат официальные документы.
Так, например, на бумаге со штампом горисполкома Кисловодска за № 391 от 18 июня с. г. значится: