— Später[70]... — негромко сказал Филипп Филиппович.
— Gut[71], — отозвался ассистент.
Зина внесла индейку. Борменталь налил Филиппу Филипповичу красного вина и предложил Шарикову.
— Я не хочу. Я лучше водочки выпью. — Лицо его замаслилось, на лбу проступил пот, он повеселел. И Филипп Филиппович несколько подобрел после вина. Его глаза прояснились, он благосклоннее поглядывал на Шарикова, черная голова которого в салфетке сидела, как муха в сметане.
Борменталь же, подкрепившись, обнаружил склонность к деятельности.
— Ну-с, что же мы с вами предпримем сегодня вечером? — осведомился он у Шарикова.
Тот поморгал глазами, ответил:
— В цирк пойдем, лучше всего.
— Каждый день в цирк, — благодушно заметил Филипп Филиппович, — это довольно скучно, по-моему. Я бы на вашем месте хоть раз в театр сходил.
— В театр я не пойду, — неприязненно отозвался Шариков и перекрестил рот.
— Икание за столом отбивает у других аппетит, — машинально сообщил Борменталь. — Вы меня извините... Почему, собственно, вам не нравится театр?
Шариков посмотрел в пустую рюмку, как в бинокль, подумал и оттопырил губы.
— Да дурака валяние... Разговаривают, разговаривают... Контрреволюция одна.
Филипп Филиппович откинулся на готическую спинку и захохотал так, что во рту у него засверкал золотой частокол. Борменталь только повертел головой.
— Вы бы почитали что-нибудь, — предложил он, — а то, знаете ли...
— Уж и так читаю, читаю... — ответил Шариков и вдруг хищно и быстро налил себе полстакана водки.
— Зина! — тревожно закричал Филипп Филиппович. — Убирай, детка, водку, больше не нужна! Что же вы читаете? — В голове у него вдруг мелькнула картина: необитаемый остров, пальма, человек в звериной шкуре и колпаке. «Надо будет Робинзона...»
— Эту... как ее... переписку Энгельса с этим... как его, дьявола... с Каутским.
Борменталь остановил на полдороге вилку с куском белого мяса, а Филипп Филиппович расплескал вино. Шариков в это время изловчился и проглотил водку.
Филипп Филиппович локти положил на стол, вгляделся в Шарикова и спросил: