Де Бризар. Mille excuses, madame![89] А вы, гусеница в штатском, уж не обер ли вы прокурор?
Голубков. Я не гусеница, простите, и отнюдь не обер-прокурор! Я сын знаменитого профессора-идеалиста Голубкова и сам приват-доцент, бегу из Петербурга к вам, к белым, потому что в Петербурге работать невозможно.
Де Бризар. Очень приятно. Ноев ковчег!
Кованый люк в полу открывается, из него подымается дряхлый игумен, а за ним — хор монахов со свечами.
Игумен (
Монахи облекают взволнованного Африкана в мантию, подают ему жезл.
Владыко! Прими вновь жезл сей, им же утверждай паству...
Африкан. Воззри с небес, Боже, и виждь и посети виноград сей, его же насади десница твоя!
Монахи (
В дверях вырастает Чарнота, с ним — Люська.
Чарнота. Что вы, отцы святые, белены объелись, что ли? Не ко времени эту церемонию затеяли! Ну-ка, хор!.. (
Африкан. Братие! Выйдите!
Игумен и монахи уходят в землю.
Чарнота (
Африкан. Всеблагий Господи, что же это? (
Чарнота. Карту мне! Свети, Крапилин! (
Люська. Ах ты, Крапчиков, Крапчиков!..
Чарнота. Стой! Щель нашел! (
Де Бризар. Слушаю, ваше превосходительство.
Чарнота. Ф-фу!.. Дай хлебнуть, полковник.