Чарнота. Я заблуждался. Париж еще хуже, так, сероватый город. Видел Афины, Марсель... Но... пошлые города. Константинополь мне как-то климатически больше подходит. Да и тут завязались кое-какие связи, знакомства. Надо же, чтобы и Константинополь кто-нибудь населял. Итак, ты, значит, в германский санаторий?
Хлудов. Как же, как же. А знаешь что, генерал, поедем вместе?
Чарнота. Нет уж, зачем, спасибо. У тебя на лице написано, что ты прямо в германский санаторий собрался. Только я тебе расскажу, Роман, что с тобой будет в германском санатории. Не успеешь ты высадиться на берег, как проживешь ты ровно столько, сколько потребуется, чтобы снять тебя с лодки и довести тебя до ближайшей стенки. Да и то под строжайшим караулом, чтобы толпа тебя не разорвала по дороге. Там, брат, в этом санатории, на каждом шагу твои фотографии, и план свой ты в исполнение не приведешь. А тянет тебя, тянет! Я ведь не божий Голубков. Я тебя знаю.
Хлудов. А ты проницательный человек, а?
Чарнота. Будь благонадежен! А стало быть, и меня с тобой, если я появлюсь? Ну а меня за что? Я зря казаков порубал на Карповой балке. Но согласно приказания. Обозы грабил? Грабил. Но, Роман, фонарей у меня в тылу нету. От смерти не бегал, но и за смертью специально к большевикам не поеду.
Хлудов. Соблазнительно, Чарнота, глянуть. И они пусть глянут.
Чарнота. Соблазнительно, соблазнительно... что говорить! Но дружески говорю: Роман, брось. Больше ничего не будет. Империю Российскую ты проиграл.
Хлудов. Это он проиграл ее!
Чарнота. Ну он. А ты не поправишь. Бросай! Отбой! Ты в самом деле полечись, Роман, и...
Хлудов. Ты дельно говоришь, дельно, дельно.
Чарнота. А ты посмотри, на что ты похож. И меня не заражай, я человек не идейный. У тебя при слове «большевик» глаза странные делаются. А я равнодушен. Я на них не сержусь, на большевиков! У них там теперь разливанное море, победили, и дай им Бог счастья! Пусть радуются!
Внезапно ударило на вертушке семь часов, и хор запел с гармониями: «Жило двенадцать разбойников и Кудеяр-атаман!..»
Ба! Слышите, вот она! Заработала вертушка! Ну прощай, Роман, нам не по дороге! Развязала нас судьба. Кто — во Францию, кто — в петлю, а я, как Вечный Жид, отныне, Летучий Голландец я! Итак, говорю тебе дружески, Роман, в последний раз, остерегись, лечись и забудь! (
Хлудов. Избавился? Один? И очень хорошо. (
Хор поет «Кудеяра».
Поганое царство! Паскудное царство!
Вынимает револьвер и начинает стрелять через окно в вертушку. Сперва к хору присоединяется смутный крик, потом хор прекращает пение, гармонии еще звучат, потом прекращают и они. Слышны яснее крики. Последнюю пулю Хлудов пускает себе в рот и падает ничком. Константинополь расплывается и угасает навсегда.
Бег. Вариант финала 1934 года