Чарнота. А! Душа суда требует! Ну что ж, ничего не сделаешь! Ну а вы?
Серафима. Поедем, Сергей, проситься. Я придумала — поедем ночью домой!
Голубков. Поедем, поедем! Не могу больше скитаться!
Чарнота. Ну что ж, вам можно, вас пустят. Давай делить деньги.
Серафима. Какие деньги? Это, может быть, корзухинские деньги?
Голубков. Он выиграл у Корзухина двадцать тысяч долларов.
Серафима. Ни за что!
Голубков. И мне не надо. Доехал сюда, и ладно. Мы доберемся как-нибудь до России. Того, что ты дал, нам хватит.
Чарнота. Предлагаю в последний раз. Нет? Благородство? Ну ладно. Итак, пути наши разошлись, судьба нас развязала. Кто в петлю, кто в Питер, а я куда? Кто я теперь? Я Вечный Жид отныне. Я — Агасфер, Летучий я Голландец. Я — черт собачий!
Часы пробили пять. Над каруселью поднялся флаг вдали, и послышались гармонии, а с ними хор у Артура на бегах: «Жили двенадцать разбойников и Кудеяр-атаман...»
Ба! Слышите? Жива вертушка, работает! (
Голубков. Не могу больше видеть этого города. Не могу слышать!
Серафима. Что это было, Сережа, за эти полтора года? Сны? Объясни мне! Куда, зачем мы бежали? Фонари на перроне, черные мешки... потом зной! Я хочу опять на Караванную, я хочу опять увидеть снег! Я хочу все забыть, как будто ничего не было!
Хор разливается шире: «Господу Богу помолимся, древнюю быль возвестим!..» Издали полился голос муэдзина: «Ла иль алла иль Махомет рассуль алла!»
Голубков. Ничего, ничего не было, все мерещилось! Забудь, забудь! Пройдет месяц, мы доберемся, мы вернемся, и тогда пойдет снег, и наши следы заметет... Идем, идем!
Серафима. Идем! Конец!
Оба выбегают из комнаты Хлудова.
Константинополь начинает гаснуть и угасает навсегда.
Конец.
Мастер и Маргарита. Черновые варианты романа[117]