Тут незнакомец торжественно сказал:
— Да, мой друг, вчера вечером, вскоре после того как я подписал с вами контракт, товарища Берлиоза зарезало трамваем. Так что более вы его не увидите.
Голова у Степы пошла тут кругом. Он издал какой-то жалобный звук и воззрился на кота. Тут ему уже определенно показалось, что в квартире его происходят странные вещи. И точно: в дверь вошел длинный в клетчатом, и смутно сверкнуло разбитое стекло пенсне.
— Кто это? — спросил глухо Степа.
— А это моя свита, помощники, — ответил законтрактованный директором гость. Голос его стал суров.
И Степа, холодея, увидел, что глаз Воланда — левый — потух и провалился, а правый загорелся огнем.
— И свита эта, — продолжал Воланд, — требует места, дорогой мой! Поэтому, милейший, вы сейчас покинете квартиру.
— Товарищ директор, — вдруг заговорил козлиным голосом длинный клетчатый, явно подразумевая под словом «директор» самого Степу, — вообще свинячат в последнее время в Москве. Пять раз женился, пьянствует и лжет начальству.
— Он такой же директор, — сказал за плечом у Степы гнусавый сифилитический голос, — как я архиерей. Разрешите, мессир, выкинуть его к чертовой матери, ему нужно проветриться!
— Брысь! — сказал кот на коленях Воланда.
Тут Степа почувствовал, что он близок к обмороку.
«Я вижу сон», — подумал он. Он откинулся головой назад и ударился о косяк. Затем все стены ювелиршиной спальни закрутились вокруг Степы.
«Я умираю, — подумал он, — в бешеном беге».
Но он не умер. Открыв глаза, он увидел себя в громаднейшей тенистой аллее под липами. Первое, что он ощутил, это что ужасный московский воздух, пропитанный вонью бензина, помоек, общественных уборных, подвалов с гнилыми овощами, исчез и сменился сладостным послегрозовым дуновением от реки. И эта река, зашитая по бокам в гранит, прыгала, разбрасывая белую пену, с камня на камень в двух шагах от Степы. На противоположном берегу громоздились горы, виднелась голубоватая мечеть. Степа поднял голову, поднял отчаянно голову вверх и далее на горизонте увидал еще одну гору, и верхушка ее была косо и плоско срезана. Сладкое, недушное тепло ласкало щеки. Грудь после Москвы пила жадно напоенный запахом зелени воздух. Степа был один в аллее, и только какая-то маленькая фигурка маячила вдали, приближаясь к нему. Степин вид был ужасен. Среди белого дня в сказочной аллее стоял человек в носках, в брюках, в расстегнутой ночной рубахе, с распухшим от вчерашнего пьянства лицом и с совершенно сумасшедшими глазами. И главное, что где он стоял, он не знал. Тут фигурка поравнялась со Степой и оказалась маленьким мужчиной лет тридцати пяти, одетым в чесучу, в плоской соломенной шляпочке. Лицо малыша отличалось бледным нездоровым цветом, и сам он весь доходил Степе только до талии.
«Лилипут», — отчаянно подумал Степа.
— Скажите, — отчаянным голосом спросил Степа, — что это за гора?
Лилипут с некоторой опаской посмотрел на растерзанного человека и сказал звенящим голосом:
— Столовая гора.
— А город, город это какой? — отчаянно завопил Степа.
Тут лилипут страшно рассердился.