А после этого снова слег на несколько дней с гриппом: в последние дни старого года не отлежался, преодолевая недомогание в вихре светской жизни, а когда праздники прошли, затаившаяся болезнь дала о себе знать.
8 января 1938 года прочитали в газетах Постановление Комитета искусств о ликвидации театра Мейерхольда. Что же теперь будет с Мейерхольдом? — этот вопрос не раз возникал в семье Булгаковых.
А 18 января узнали о том, что в правительстве недовольны Керженцевым, в докладе Жданова он назван коммивояжером.
— Закончилась карьера, — сказал Булгаков. — А сколько вреда, путаницы он внес.
20 января Елена Сергеевна записала: «Сегодня — назначение нового председателя Комитета — Назарова. Абсолютно неизвестная фигура.
Днем опять с Седым работа у М. А. Работа не нравится М. А., он злится, нервничает. Положение безвыходное. Из-за моего нездоровья отменили приход Меликов и Ермолинских. Ночью, часов в двенадцать, забрел Дмитриев. Рассказывал, что был у Мейерхольда. У того на горизонте появился Алексей Толстой — с разговором о постановке «Декабристов» Шапорина в Ленинграде. Дмитриев думает, что Мейерхольду дадут ставить оперы. М. А-чу приходится наново сочинять либретто для Седого».
Арестован известный кинодеятель Шумяцкий с женой. Помощник Керженцева застрелился. Слухи снова поползли по Москве...
Секира нависла и над домом Булгаковых. 27 января у них был Николай Эрдман, который был частым гостем в доме Булгаковых, оставался не раз ночевать, и вообще за последние месяцы стал одним из ближайших друзей. Эрдман после ссылки не мог жить в Москве, это существенно ограничивало его возможности как писателя, драматурга, связанного с театром.
Михаил Афанасьевич не мог остаться равнодушным к судьбе друга и сразу решил написать письмо Сталину. Давно он собирался написать Сталину, но все откладывал, всерьез опасаясь привлечь к себе внимание, а тут сама жизнь продиктовала ему суть письма: «Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович!
Разрешите мне обратиться к Вам с просьбою, касающейся драматурга Николая Робертовича Эрдмана, отбывшего полностью трехлетний срок своей ссылки в городах Енисейске и Томске и в настоящее время проживающего в г. Калинине.
Уверенный в том, что литературные дарования чрезвычайно ценны в нашем отечестве, и зная в то же время, что литератор Н. Эрдман теперь лишен возможности применить свои способности вследствие создавшегося к нему отрицательного отношения, получившего резкое выражение в прессе, я позволяю себе просить Вас обратить внимание на его судьбу.
Находясь в надежде, что участь литератора Н. Эрдмана будет смягчена, если Вы найдете нужным рассмотреть эту просьбу, я горячо прошу о том, чтобы Н. Эрдману была дана возможность вернуться в Москву, беспрепятственно трудиться в литературе, выйдя из состояния одиночества и душевного угнетения».
5 февраля Елена Сергеевна отвезла и сдала в ЦК партии это письмо, а на следующий день приехал Дмитриев с горькой вестью: жена его, Елизавета Исаевна, арестована, советовался, как хлопотать.
Елизавета Исаевна вместе с Владимиром Владимировичем не раз бывали в гостях у Булгаковых, ее хорошо знали, радовались встрече. Ее арест ошеломил Булгаковых.
2 марта 1938 года начался третий открытый процесс в Москве.
Перед судом предстали Бухарин, Рыков, бывший глава НКВД Ягода, наркомвнешторг Розенгольц... По количеству подсудимых процесс назвали «процессом 21-го». Все подсудимые были объединены в «правотроцкистский антисоветский блок» и обвинялись в организации заговора против Ленина и Сталина, убийстве Кирова, Куйбышева и Горького, в измене, в саботаже, шпионаже в пользу иностранных государств.
Процесс был открытым. Ход допроса обвиняемых публиковался в печати, транслировали по радио. На суде присутствовали иностранные корреспонденты, дипломаты. Показывали кинохронику процесса, фотографии зала с обвиняемыми.
Сидевшие на скамье подсудимых признали, что были тесно связаны с Троцким, получали от него задания, формировали заговор против Сталина, надеялись свергнуть Сталина и пригласить Троцкого встать во главе Советского Союза. Выявились связи с германской разведкой, тайное сотрудничество с фашистами.
В заключительном слове подсудимые признали себя виновными. Опубликованные в газетах, эти признания производили глубокое впечатление. Бухарин сказал: «Стою коленопреклоненным перед страной, перед партией, перед всем народом». Рыков, признав себя виновным, обратился к своим единомышленникам: «Я хочу, чтобы те, кто еще не разоблачен и не разоружился, чтобы они немедленно и открыто это сделали. Мне бы хотелось, чтобы они на моем примере убедились в неизбежности разоружения...»
Еще будучи на свободе, Бухарин, выступая на февральско-мартовском Пленуме ЦК партии 1937 года, признался: «Заговор, враги народа существуют, но главные из них находятся в НКВД». Так были арестованы Ягода, Фриновский, Берман...