Толпа возмущенно кричит. Послышался свист в толпе, ему отвечает свисток одного из городовых.
Губернатор. Вы у меня в Сибири опомнитесь! (
Темно.
Серенькое мартовское утро. Широкая улица в Батуме перед зданием пересыльных казарм. Забор с воротами. Груды щебня. На улице полицмейстер и шеренга городовых. Полицмейстер бледен, взволнован, глядит то вдаль, то на казармы. Из-за забора казарм слышен говор и гул. А издали слышится приближающийся шум громаднейшей толпы. Городовые испуганы, волнуются. Простучали подкатившие фаэтоны. Выходит Трейниц. С ним двое жандармов и Кякива.
Трейниц (
Полицмейстер (
Трейниц. Ого!
Полицмейстер (
Трейниц. Едет. (
Кякива. Не могу разобрать.
Полицмейстер. С флагом, кажется, ротшильдовские.
Трейниц. Так.
Толпа слышна все ближе и ближе. В ней поют. Слышны слова: «...и нам не нужно златого кумира, ненавистен нам царский чертог...» На «Марсельезу» накатывает другая песня.
И «Марсельеза»... (
Полицмейстер. Трудно сказать...
Трейниц. Да, чужой, чужой. Полковник, надо будет, как только приблизятся, оторвать передовых и взять их.
Полицмейстер. Трудно. С одними городовыми не справиться. Плотно идут. Надо войска.
Трейниц. Нет, до войск надо, надо, полковник.
Полицмейстер (
Городовой (