Том 10. Письма. Дневники

Прилагаю старания найти комнату. Но это безнадежно. За указание комнаты берут бешеные деньги.

* * *

Служба.

Всюду огромное сокращение штатов. Пайки гражданск. отменены. Народное образов[ание] оплачивается хуже всего и неаккуратно.

* * *

Цены. Нет смысла сообщать: меняются каждый день на сотни тысяч. Перед праздником: белая мука пуд — 18 милл. Хлеб белый 375 т[ысяч] фунт, масло слив. 1 милл. 200 т. фунт.

* * *

Боб: о Вашем приезде знает. Живет очень хорошо. Много зарабатывает. Гостит отец Марии Д.[78]

* * *

Д[ядя] Коля живет прекрасно. Уплотнен.

* * *

Я: 1) служу сотрудником больш. офф. газеты, 2) у Боба[79], 3) временно конферансье в маленьком театре. Зарабатываю (за ½ апреля):

паек + 40 милл. (у Боба) + 30 милл. газ[ета] + конферанс. (еще не считал). В общем за апрель должен получить всего 130–140 милл. Впрочем, сказать трудно точно. Кавардак. Меняются ставки.

Целую.

Михаил.

P. S. Посылку получил. Варе пишу.

Вопросы литературы. 1984. № 11. Письма. Публикуется и датируется (ОР РГБ. Ф. 562. К. 19. Ед. хр. 23. Л. 9–10).

М. А. Булгаков — В. А. Булгаковой. 23 января 1923 г.

Москва

Дорогая Вера,

спасибо вам всем за телеграфный привет. Я очень обрадовался, узнав, что ты в Киеве. К сожалению, из телеграммы не видно — совсем ли ты вернулась или временно? Моя мечта, чтобы наши все осели бы, наконец, на прочных гнездах в Москве и в Киеве.

Я думаю, что ты и Леля, вместе и дружно, могли бы наладить жизнь в том углу, где мама налаживала ее. Может быть, я и ошибаюсь, но мне кажется, что лучше было бы и Ивану Павловичу, возле которого остался бы кто-нибудь из семьи, тесно с ним связанной и многим ему обязанной. С печалью я каждый раз думаю о Коле и Ване, о том, что сейчас мы никто не можем ничем облегчить им жизнь. С большой печалью я думаю о смерти матери и о том, что, значит, в Киеве возле Ивана Павловича никого нет. Мое единственное желание, чтобы твой приезд был не к разладу между нашими, а наоборот, связал бы киевлян. Вот почему я так обрадовался, прочитав слова «дружной семьей». Это всем нам — самое главное. Право, миг доброй воли, и вы зажили бы прекрасно. Я сужу по себе: после этих лет тяжелых испытаний я больше всего ценю покой! Мне так хотелось бы быть среди своих. Ничего не поделаешь. Здесь в Москве, в условиях неизмеримо более трудных, чем у вас, я все же думаю пустить жизнь в нормальное русло.

В Киеве, стало быть, надежда на тебя, Варю и Лелю. С Лелей я много говорил по этому поводу. На ней, так же как и на всех, отразилось пережитое, и так же, как и я, она хочет в Киеве мира и лада.

Моя большая просьба к тебе: живите дружно в память мамы.

Я очень много работаю и смертельно устаю. Может быть, весной мне удастся ненадолго съездить в Киев, я надеюсь, что застану тебя, повидаю Ивана Павловича. Если ты обживешься в Киеве, посоветуйся с Иваном Павловичем и Варварой, нельзя ли что-нибудь сделать, чтобы сохранить мамин участок в Буче. Смертельно мне будет жаль, если пропадет он.