Обнажая запреты

— Меня? — с усмешкой смотрю прямо в сгустившийся мрак сизых радужек. — Я всю жизнь живу в родительском доме, сплю только в своей постели. В обнимку с единорогом. И да, задвижку на окне по-прежнему никто не починил. Но это не значит, что мне этой или ближайшей ночью понадобится мастер.

Дан упрямо сжимает пальцы на моём бедре, придвигаясь всем корпусом ближе. Но момент упущен. Осталась только трезвящая горечь.

— Северный, может уже хватит ходить кругами и говорить не то что думаем? У меня по-прежнему в соседней комнате бдит Стас. Стены всё те же — до того тонкие, что ночами слышно, как пёс лакает воду. Так что ритмичный скрип кровати без вариантов перебудит весь дом. Тогда мой брат снимет со стены саблю и на минуточку забудет о дружбе. Потом он, конечно, будет носить тебе апельсины, а ты будешь вздыхать, глядя на них и вспоминать свои яйца. Заверяю, оно того не стоит.

Дан некоторое время смотрит в моё лицо. Молчит и смотрит. И я заплываю в этот шторм всё дальше, только внешне удерживая остатки стойкости.

— Что смотришь? — снова раздражённо отворачиваюсь к окну. — Приехали.

— Анюта…

— Не называй меня так. Это имя только для близких, — усмехаюсь невесело, пытаясь открыть дверь.

Ну конечно! Заблокировано.

И Дан порывисто дёргает за локоть на себя, крепко прижимает мою ладонь к своему хмурому лицу.

— Ты сильно изменилась, Анюта, — с нажимом проговаривает он.

— Учитель был хороший, — огрызаюсь дерзко.

— Признаю, некоторая стервозность тебя только красит. Но со мной это всё не прокатит, я слишком хорошо знаю, какая ты настоящая. Реакции выдают тебя с головой, — его дыхание стекает от запястья к лункам от ногтей на моей ладони. — А ещё я слишком часто тебя вспоминаю. И это меня угнетает. Мы можем попытаться помочь друг другу избавиться от этого наваждения. Тебе необязательно всё и всегда усложнять.

Медленное скольжение языка вдоль линии жизни — это просто ад. Мне физически больно, так хочется чувствовать на себе его губы. И это настолько яркое дежавю, что агония, неизбежно следующая после, пережимает горло.

Я пытаюсь вывернуться, но Дан запускает вторую руку мне в волосы, фиксируя голову. Невменяемый взгляд опускается на часто вздымающуюся грудь и снова возвращается к глазам.

— Северный, это все твои фантазии на сегодня? — мой шёпот едва перекрывает нетерпеливый сигнал клаксонов.

Дан придвигается вплотную, натягивая волосы сильней.

— Не-а … ещё одна осталась, — хрипло отзывается он. Впивается в мои губы резко, с каким-то зверским голодом: до болезненного стука зубов и полного затмения рассудка. Сдавшись под его натиском, позволяю углубить поцелуй. И разлетаюсь на частицы блаженства. Разливаюсь слезами тоски: такими горькими, что разум медленно, но всё же возвращается. — Вот теперь всё, Анюта.

Не знаю, чего ожидал Север. Явно не пощёчины. У меня рука немеет, а он смеётся. И, кажется, в этом смехе звенит эхо всей моей боли.

Глава 14

Не зарекайся

Анна