— «Эфир замерзает в кристаллическую массу… — продолжал я шутя, подражая её менторскому тону, — каучуковая трубка от действия жидкого воздуха становится твёрдой и хрупкой и может быть превращена в куски и в порошок; живые цветы приобретают вид фарфоровых изделий, и фетровую шляпу можно разбить на куски, как фарфор».
— Вы забыли сказать об упругости металлов под действием жидкого воздуха, — уже непринуждённо улыбаясь, сказала Элеонора.
Я продолжал в том же тоне.
— «…Свинец приобретает почти двойное сопротивление разрыву… — ответил я. — Упругость и временное сопротивление разрыву для большинства металлов возрастают…»
— Ну, довольно, — прервала Она меня. — Давайте работать.
Она взяла бокал с посеребрёнными стеклянными стенками, посмотрела в небесного цвета жидкость и, заметив на поверхности какую-то соринку, вдруг опустила палец в сосуд с жидким воздухом.
— Что вы делаете? — крикнул я, в свою очередь испуганный. — Вы обожжёте себе палец!
Я только недавно присутствовал при её «показательном опыте», когда чайник, наполненный жидким воздухом и поставленный на кусок льда, «закипал» холодными парами потому, что для жидкого воздуха даже лёд являлся раскалённым телом по сравнению с низкой температурой самого жидкого воздуха. И эта низкая температура должна обжигать тело сильнее, чем раскалённый металл.
Но, к моему удивлению, Элеонора не вскрикнула, вынула палец из сосуда, встряхнула и показала мне. Палец был невредим.
— Жидкий воздух, прилегающий к поверхности пальца, сильно испаряется, так как температура его гораздо ниже температуры пальца. Вследствие этого образуется как бы оболочка из паров жидкого воздуха, — вы видели? — которая и предохраняет на мгновение палец от ожога. Но не думайте повторять опыта, — сказала она, заметив, что я протянул палец к сосуду. — Это надо делать умело, очень быстро и не касаясь стенок сосуда.
Мы углубились в работу. Элеонора, казалось, забыла о нашей размолвке, но я не мог этого позабыть. Бедная Нора! — так уже осмеливался я называть её в мыслях. Она, значит, была несчастной жертвой Бэйли! Это открытие увеличивало уже существующую симпатию к девушке. Вместе с тем память моя вписала в личный счёт мистера Бэйли ещё одно преступление.
И незаметно для себя я начал думать о том, чтобы бежать уже вместе с Элеонорой.
В лаборатории было тихо. Мы сосредоточенно работали. Вдруг я вздрогнул от выстрела.
— Опять вы слишком плотно закрыли пробкой сосуд! — сделала мне выговор Нора.
Да, это была моя вина. Жидкий воздух в комнатной температуре лаборатории быстро испаряется, и давлением паров выбивает пробки.
— Сильно закроешь — взрывается, слабо закроешь — испаряется слишком быстро, — шутливо проворчал я.
— Трудная работа?.. Зато вы не можете пожаловаться на вредность нашего производства, — отвечала Нора. — Воздуха у нас более чем достаточно.
— Не от этого ли у вас такие румяные щёки? Нора бросила на меня — в первый раз — лукавый женский взгляд, который чрезвычайно обрадовал меня: значит, она не сердится!
Двери лаборатории открылись, появился Уильям и сказал что-то по-английски. Нора перевела.
— Мистер Бэйли просит мистера Клименко к себе. Пожалуйте на расправу, — добавила она, улыбаясь.
ebooksa