— Я знал! Я это чувствовал. Знал, что он где-то здесь. Мой главный и самый заветный подарок к сегодняшнему праздничному банкету. Как же долго я его ждал. Столько лет, месяцев и дней.
В этот раз он поднял руку, чтобы погрозить ей пальчиком, а потом приподнял повыше лицо и демонстративно втянул крупными ноздрями чуть вздёрнутого носа далеко не ароматный воздух бывшего заводского цеха. После чего блаженно закатил глаза и громко выдохнул переполнявший до этого его лёгкие невообразимо вкусный для него запах. Пьянящий, сытный и исключительный в своём роде.
Если бы только у Мии оставались на тот момент, хоть какие-то силы, она бы точно побежала. Неважно куда. Рванула бы с места и помчалась сломя голову, не разбирая пути и встречных людей с препятствиями. Вот только от подобной неадекватной вспышкой паники она бы, скорее, переломала себе ноги или, того хуже, свернула шею.
— Да-а. Наконец-то! — хрипло прошептал Джокер где-то на последних секундах затяжного выдоха, и, кажется, в его голосе задребезжали нотки довольного звериного рыка.
А может Мии это только почудилось? Может ей всё это только снится? Ещё немного, и она проснётся. Обязательно проснётся.
Поэтому она и не паникует так сильно, как должна была паниковать в столь безумных, как эта, ситуациях.
Хотя, это тоже ещё не факт. Ведь адреналин способен притупить даже самые запредельные эмоции и буквально опьянить. Наверное, это как раз тот случай. Ещё и после пережитой не так давно аварии. Удивительно, как у неё от подобного передоза вообще не снесло крышу.
— Наконец-то это случилось. Птичка попала в клетку.
Он ведь сейчас шутит, да? Типа, нагнетает обстановку и пытается напугать её ещё больше, чем есть. Потому что по-другому он просто не умеет. Это его сущность — смысл всей его жизни и бытия. Пугать до смерти своих жертв. Неважно как, где и с чьей помощью.
— Это действительно нужно отметить. Обвести в календаре сегодняшнюю дату очень жирным красным маркером.
Если он не прекратит нести всю эту чушь и не перестанет приближаться к ней неспешными, едва не пританцовывающими шажочками, она точно закричит во всю глотку.
Но Джокер не собирался останавливаться. Даже наоборот, будто читал её мысли и делал специально всё с точностью наоборот. Сверлил впившимся в её глаза самодовольным взглядом и шёл прямо на неё, ухмыляясь раскрашенным ярко-красной помадой ртом и… облизывая верхнюю губу кончиком ярко-розового языка.
От подобной игры в гляделки с подобным монстром и вправду у кого хочешь опустится матка.
Вот только самое ужасное — она ничего не могла с этим сделать. Она не могла его остановить. Или хотя бы просто выставить вперёд руки предупреждающим жестом, потому что они у неё банально онемели вместе со всем телом. И с мозгами, к слову, тоже.
— А ты думала, что всё будет так просто, да, солнышко? Ты сумеешь от меня сбежать или где-то скрыться в моём же собственном городе? Наивная, глупая девочка.
Но она так и не закричала. У неё банально не получилось. Потому что враз пропал и голос, и хоть какие-то намёки на здравое осмысление происходящего. Потому что не каждый день тебе выпадает возможность посмотреть в лицо собственной смерти, уже сократившей между вами последние метры и заглядывающей практически впритык в твои распахнутые на всю ширь от ужаса глаза.
— Ну, здравствуй, ласточка. Ты даже не представляешь, как же долго твой папочка ждал твоего здесь появления.
Конечно, она ничего такого не представляла, как и не имела ни малейшего понятия о существовании этого монстра и какого-то его личного города — грёбаного Града на грёбаном Холме. Но прямо сейчас, глядя в его жуткие глаза (едва не буквально светящиеся в сумрачной тени бывшего заводского цеха, в которой ей так и не удалось от него спрятаться), она понимала, что это всё взаправду. Он действительно существует, и он действительно её тут ждал. Поэтому так и лыбился с нескрываемым довольством и восхищением, почти детским и едва-едва сдерживаемым.
И, конечно же, он это сделал… Протянул к её горлу свою… загребущую лапищу, обхватив хрупкую шею девушки пугающе ласковым живым ошейником. Чуть сжал пальцы (опять же, ласково и с придыханием) и нагнулся к её лбу точь-в-точь, как изголодавшийся волк над пойманной (или уже убитой) им добычей, которую нужно обязательно обнюхать и попробовать на вкус перед тем, как её полностью сожрать и проглотить. И он действительно принялся её обнюхивать. Начиная от виска и растущих там волос. Прижимаясь или, вернее, дотрагиваясь кончиком носа, как бы невзначай, её головы лёгкими дразнящими касаниями… От которых тут же немела вся кожа на макушке, покрываясь ментоловыми мурашками и буквально стягиваясь («съёживаясь») от переполнявшего в эти мгновения Мию дичайшего ужаса.
Боже праведный. Почему она не может закричать? Или хотя бы просто взмолиться? Повернуть голову и попросить о помощи близстоящих людей…