Изабелловая масть

22
18
20
22
24
26
28
30

— Иди сюда, — тихо произнёс, разворачивая меня к себе. И, подчинившись, я уткнулась лицом в его грудь. Едва ли не зарываясь носом… и втягивая приятный и знакомый запах.

— Почему ты не приходил? — снова спросила, сжимая в кулаке ткань его рубашки, — ты должен был прийти раньше. Сразу.

— Прости меня за всё, — прошептал мне в макушку, — я так виноват, Вера. Я виноват во всём. Я лучше сдохну, чем позволю снова кому-то тебя обидеть. Прости меня.

Его рука взметнулась, и тёплые пальцы зарылись в холодных волосах. Я тихо застонала, поддаваясь этим ласкам, и, наконец, подняла голову. Открыла глаза не сразу. Знала, что Виктор смотрит на меня. Изучает лицо и, возможно, те ссадины, что остались. И я дала ему время на это. А когда он костяшками пальцев провёл по моей щеке, я была не в силах ещё дольше держать глаза закрытыми.

То, что казалось мне раньше диким и отталкивающим, стало не просто нормой. Это стало необходимостью.

— Только не прогоняй меня, — тихо проговорил, продолжая ворошить мои волосы.

— Не буду, — мне показалось, что я тону в кофейной радужке его глаз. Просто тону. И, брось мне кто-то спасательный круг — я проигнорирую его.

Услышав мой ответ, он улыбнулся мне уголком губ. Полные и чувственные, и одновременно жёсткие мужские губы… И, поколебавшись несколько секунд, Виктор наклонился и припал к моим губам. Нежно и осторожно. Горячий воздух опалил нутро. А его поцелуй стал настойчивым. Немного грубым. Жадным. Мои щёки вспыхнули от прилившей крови, а ноги, и без того слабые, на миг подкосились.

— Держу, — оторвавшись, произнёс мне в губы. Улыбнулся.

Его лоб касался моего. Рука, до этого зарывающаяся мне в волосы, сместилась на шею. А другая крепко обхватывала талию.

— Держи, — повторила задыхаясь.

— Нам многое нужно обсудить, Вера, — по интонации не трудно было догадаться, что этот разговор будет тяжёлым для нас обоих.

Кивнув, я обратила внимание на уплотнение под тканью его рубашки. Провела рукой и вопросительно взглянула на него.

— Что это? — снова провела ладонью, слегка надаила. И он, прищурившись, зашипел. — Там рана?

— Бывает, — скривившись, Виктор сделал вид, что ему не больно.

— Почему без фиксатора?

— Решил, что сегодня он будет лишним…

— Геройствуешь? — впрочем, какие-то вещи остаются без изменений. Та же история, что и с тростью.

— Ты, как я посмотрю, тоже. — Виктор кивнул на кресло, от которого я с бараньим упрямством пыталась избавиться.

— Это другое.