Долго пел людоед, но, когда он наконец смолк и ушел за холщовую занавеску, профессор влез на помост, таща с собой своего молодого спутника. Хозяин балагана сердито преградил им дорогу. Но профессор сунул ему в руку несколько серебряных монет, и хозяин мигом подобрел. Он раздвинул занавеску, пропустил гостей и задвинул ее снова за их спиной.
Они оказались в маленькой комнатке, наскоро сколоченной из досок. Почти половину этой комнаты занимал огромный, разобранный на части картонный крокодил. В углу факир, недавно глотавший пламя, ел колбасу и ругался с женой хозяина на чистейшем английском языке. Профессор сразу подошел к татуированному великану, смотревшему на него недоверчиво и с любопытством.
— Как вас зовут? — спросил профессор.
— Рутерфорд, — ответил великан.
Они разговорились. Рутерфорд мало-помалу оживился, недоверие его исчезло. Начав вспоминать, он не мог уже остановиться и рассказал профессору всю историю своего плена.
Профессор вынул записную книжку и карандаш. Он записывал фразу за фразой, стараясь не пропустить ни одного слова.
— На пути в Англию, — закончил Рутерфорд свой рассказ, — я заразился тропической лихорадкой. Восемь месяцев, не вставая, лежал я на койке. Капитан, видя, что я не могу работать, почти не кормил меня. Как я не умер, мне самому непонятно. Я вернулся на родину инвалидом. С трудом притащился я к домику, где жили мои сестры. Но, оказалось, они умерли, и домик принадлежит чужим людям. Мне нечего было есть, негде было спать, и я стал просить работы. Но я был еще болен, я не мог работать, и меня отовсюду гнали. Я ходил из дома в дом, из деревни в деревню, из города в город, но никто не хотел даже взглянуть на меня. Лучше быть новозеландским рабом, чем бедняком в Англии! Наконец меня схватили за бродяжничество и бросили в тюрьму, хотя я не сделал ничего плохого. И скажу вам по совести, сударь, в английской тюрьме мне было хуже, чем в новозеландской.
Рутерфорд поднял голову, и глаза его засверкали странным, болезненным блеском.
— Теперь я служу в этом балагане, пою дикарские песни, — продолжал он, — а в свободное время я хожу в порт, спрашиваю, не идет ли в Новую Зеландию какой-нибудь корабль и не нужен ли им опытный матрос. Ведь Эшу ждет меня.
Часть пятая
Капитан Дюмон Дюрвиль и его запоздавшая находка
Через сорок лет
О Лаперузе еще не все позабыли
Неужели тайну исчезновения Лаперуза так и не разгадали? Неужели после д’Антркасто никто не пытался узнать, где и как погиб Лаперуз?
Франции долго было не до Лаперуза. Французская республика изнемогала в борьбе с контрреволюцией. Все государи Европы, боясь за свои троны, заключили между собой союз и напали на революционную Францию. Десять лет, почти не прекращаясь, тянулась война. Потом генерал Наполен Бонапарт сверг республику и провозгласил себя французским императором. Мира это не принесло. После короткой передышки снова началась война и тянулась еще десять лет. Главным врагом Франции была Англия. Английский военный флот был гораздо сильнее французского, и французские суда боялись выходить в море. Франция не могла послать корабли на розыски Лаперуза.
Но это не значит, что о Лаперузе никто не помнил.
Особенно часто вспоминал о таинственно исчезнувшем мореплавателе мальчик-сирота, по имени Дюмон Дюрвиль.
Дюмон Дюрвиль родился в 1790 году, через пять лет, после того, как фрегаты Лаперуза вышли из Бреста. Родители его умерли, когда он был совсем маленьким, и он воспитывался у дяди. Дядя хотел сделать своего племянника инженером, но маленький Дюмон Дюрвиль мечтал стать моряком.
Он больше всего любил книги с описаниями путешествий великих мореплавателей. Он с завистью читал об открытиях новых материков и неведомых островов.
«Если бы и мне удалось открыть какой-нибудь островок!» — мечтал Дюмон Дюрвиль.