Между верхним концом шеста и полом дома было теперь очень большое расстояние. Хватаясь руками за выступы стенки, вися над черной пропастью, Рутерфорд полез вверх и вылез из ямы. В дверь колотили с такой силой, что дрожал весь дом. Очутившись на полу, Рутерфорд торопливо закрыл яму доской и засыпал доску тонким слоем земли. Это заняло полминуты. Тогда он подошел к двери и открыл ее.
За дверьми стоял Эмаи. Он был один. У его ног лежал длинный узкий предмет, завернутый в несколько циновок.
Вождь подозрительно оглядел Рутерфорда.
— Отчего ты не выходил, Желтоголовый? — спросил он. — Я очень долго стучал в твою дверь.
— Я спал, — ответил Рутерфорд.
— Спал? — переспросил Эмаи. — Никогда нельзя спать так крепко, Желтоголовый. Хороший воин должен просыпаться от малейшего шороха, чтобы враг не мог незаметно подкрасться к нему.
Подозрительный взор Эмаи скользнул по босым ногам Рутерфорда.
— Скажи, Желтоголовый, — спросил он, — отчего у тебя мокрые ноги?
— Я сейчас нечаянно опрокинул себе на ноги тыкву с водой.
Подозрительность вождя улеглась. Он долго молча смотрел в лицо своему пленнику. И наконец сказал:
— Они хотели съесть твоего друга. Но я им не позволил. Я жалею, что убил его. Он не виноват. Знахарь тоже не виноват. Моя мать была очень старая женщина, и пришла ей пора умереть. Похорони своего друга по обычаям твоей страны. Я принес его тебе. Вот он.
С этими словами Эмаи откинул край циновки, закрывавшей длинный узкий предмет, который лежал на земле. Рутерфорд увидал окровавленное лицо Джека Маллона.
Он с удивлением взглянул в лицо людоеда, у которого хватило благородства сознаться в своей неправоте.
Не сказав ни слова, Рутерфорд втащил тело своего убитого друга в дом и закрыл дверь.
Внезапное нападение
Рутерфорд похоронил Джека Маллона возле частокола, в нескольких шагах от своего дома. На могильный холмик он поставил деревянный крест. Оставалось только сделать надпись, что здесь лежит матрос Джек Маллон, двадцати лет, убитый новозеландцами. Но, к сожалению, Рутерфорд не умел ни читать, ни писать.
Новозеландцы хоронили мать своего вождя. Они отнесли труп старухи к реке и положили его в воду. Через полчаса, вытащив труп из воды, они тщательно отделили мясо от костей. Побросав мясо в реку, они вымыли кости и сложили их в корзину. Эту корзину отнесли назад в деревню и, покрыв циновкой, повесили на верхушку столба, стоявшего посреди пустыря. Столб окружили забором и объявили его табу — всякий, кто к нему прикоснется, будет убит. Для охраны могилы на корзину поставили злого деревянного божка.
Следующим утром вожди соседних деревень, прибывшие на похороны, отправились в свои владения. Они торопились, потому что время было неспокойное и в окрестностях каждую минуту могли появиться передовые отряды войска Сегюи. Эмаи дал каждому своему гостю для охраны несколько воинов. Длинные пироги переполнились народом и помчались к противоположному берегу реки.
— Беспокоиться нам пока нечего! — кричал Эмаи уезжавшим вождям. — Мы оставили Сегюи возле устья реки Пиако. Он там занят войной с приморскими селениями. Эта война займет много времени, и, я уверен, они будут здесь не раньше, чем через десять дней. А за десять дней мы успеем приготовиться к защите.
Отъезжающие вожди и воины хором запели военную песню. С этой песней они переправились через реку и исчезли в лесу. Пироги остались на противоположном берегу реки, чтобы воины, сопровождавшие вождей, могли возвратиться.