Возможно, в тот день все и началось. Когда они вместе увидели тюленя.
Осознавала ли Бри, что происходит в озере? Боролась ли она или сдалась сразу? Говорят, что перед смертью вся жизнь проносится перед глазами.
Крошечная часть меня задавалась вопросом, вспоминала ли бывшая подруга свою Кори.
Потому что я вспоминала ее. Почти всегда думала о ней.
Подсевная культура
Не то чтобы я реально думала, что убила ее. Желать людям смерти можно с тем же успехом, как пожелать, чтобы кто-то в тебя влюбился, или пожелать миллион фунтов. Я знаю, это просто жуткое совпадение, что она умерла, стоило мне только об этом подумать. Но, вспоминая об этом, я не могу не отделаться от чувства вины.
И это хорошо, говорю я себе, ведь ничего не ощущать в подобной ситуации могут только монстры, а я не монстр. Я – жертва.
В Тартар все. Мне нужен мой сад.
Я направляюсь на кухню. Мерри вышагивает по гостиной и, судя по интонации, разговаривает со своим научным руководителем. Когда я прохожу мимо нее, напряженно машет мне рукой. Хватаю из кучи чистого белья свитер и натягиваю поверх пижамы, засовываю ноги в ботинки, ожидающие меня у задней двери, и выхожу на улицу.
Холодный воздух щиплет кожу через свитер. После нескольких дней, проведенных в замкнутом пространстве своей спальни, мне требуется время, прежде чем вдохнуть свежий воздух и смешавшиеся в нем ароматы: древесного дыма от каминов по всему Острову, морской соли и водорослей, гниющих вдоль побережья. Запах плодородной мягкой почвы в моем саду.
Почти все, что я выращивала, созрело в этом году сравнительно рано, так что грядки уже накрыты, кроме той, где по-прежнему растет несколько пастернаков, которые, я надеюсь, станут посолиднее, и три краснокочанные капусты для Мерри. Мне хотелось, чтобы они успели созреть к празднику Халоа[7] в следующем месяце – мачеха готовит невероятную штуку, для которой она приправляет овощи специями и карамелизует их. И это мое любимое блюдо. Но, когда я осматриваю кочаны, они выглядят маленькими и хрупкими, борющимися с природными условиями.
«Как и я», – шепчу вслух, чувствуя себя при этом идиоткой.
Я слегка похлопываю по ним и оставляю.
Потом я копаю. Это грязное, утомительное и тягостное занятие. Каждый раз, вскапывая грядку, я жалею, что взялась за это дело, но нельзя просто взять и оставить после себя дыру в земле. Приходится либо закапывать ее обратно, либо продолжать копать. Обычно я всегда предпочитаю второе. Кроме того, полезно втыкать мотыгу в грязь, особенно когда злость переполняет тебя.
Если верить отцу, моя мать тоже была садовницей. Может, она и сейчас ею является: последний раз мы разговаривали на мой шестнадцатый день рождения в течение целых четырех минут. Она позвонила пожелать мне счастья и спросить, планирую ли я оставаться на Острове. Я посчитала это завуалированным приглашением, но она перепугалась, когда я озвучила свое предположение.
Вероятно, тот, с кем теперь живет моя мать, не в курсе, что у нее есть ребенок. Насколько я знаю, у меня имеются и братья с сестрами.
Когда моя мать впервые приехала сюда, она организовала бизнес по выращиванию и продаже органических фруктов и овощей, что было довольно амбициозно, учитывая, сколь мало на острове проживало людей, и почти каждый из них имел собственный огород. Но ее огород отличался. Отец рассказывал, что теплицы матери ломились от ананасов и персиков, инжира и оливок – всего того, что обычно здесь не растет. Так они и познакомились: он спускался на велосипеде к маяку, а она остановила его по пути и предложила лукошко июньской клубники. Спустя девять месяцев родилась я.
А еще через три года мать ушла от нас и больше не возвращалась.
За время работы я согрелась, а потому сбрасываю с себя свитер. Воздух приятно холодит разгоряченную кожу, и я ненадолго останавливаюсь, позволяя ему проникнуть в меня. Затем опускаю взгляд на получившееся углубление и понимаю, что его форма напоминает могильную яму.