– Конечно, – отвечаю я.
– Тогда до завтра.
Как ни странно, больше всего на свете я хочу попасть в мой сад. Я хочу копать. Хочу работать до седьмого пота, до вони и голода. Хочу погрузиться в глубокую ванну и позволить воде смыть всю боль. А после хочу подняться и работать снова. Интересно, как поживают растения в другом моем саду. На месте ли они. Удалось ли им выжить.
Фурии вырывают меня из мыслей.
– Что тебя беспокоит? – Прямо передо мной возникает нахмуренное лицо Мегеры, заставляющее меня поднять взгляд. – Что-то не так. Посланник домогался тебя?
– Что? Нет! – восклицаю я. – Вовсе нет. С чего вы это решили?
– Он бог, а ты девушка, – отвечает Тисифона, и Алекто согласно кивает.
– Вы оба вели себя странно, – замечает Мегера. – Беспокойно и рассеянно.
– Гермес ничего не сделал. Мне нехорошо, вот и все. Такое бывает. – Но сестры не сводят с меня глаз. – Он пальцем меня не тронул, клянусь.
– Ты расскажешь нам. – Это не просьба, но приказ. – Если кто-то тронет тебя, – продолжает Мегера. – Кто угодно.
Я сглатываю, и мысли возвращаются к моим пальцам, переплетенным с пальцами Аида, к нашим лицам, что находились так близко друг к другу, к его прощальным словам. Мой желудок сжимается.
Сестры никогда не расспрашивали о поцелуе с Аидом. Возможно, Алекто не рассказала им, пусть я в этом и сомневаюсь. Полагаю, это очередная смертная особенность, которую они не понимают. Я никак не могу объяснить, почему чувствую себя так неловко, вспоминая о нем. А после сегодняшнего все стало куда более странным.
– Кори? – Голос Мегеры опасно тихий. – Ты должна рассказать нам.
Я никогда не умела врать, сколько бы Бри ни пыталась научить меня ради нашего же блага. Она могла смотреть матери прямо в глаза и уверять, что мы чего-то не делали, но стоило миссис Давмьюр взглянуть на меня, как я заливалась краской и выдавала нас с потрохами.
«
И я соглашалась с ней, пока сама не стала жертвой ее обмана.
– Ты наша теперь, – продолжает Мегера. – Наша сестра. Оскорбить тебя – значит оскорбить нас. Напасть на тебя – значит напасть на нас. – Ее глаза впиваются в мои, словно фурия способна прочесть правду, вырезанную на подкорке моего черепа.
Моя кровь леденеет.
– Между нами не может быть секретов, Кори.
– Не может, – соглашаюсь я. – Никаких секретов. И никакой лжи.