Её тёмные крылья

22
18
20
22
24
26
28
30

Она колеблется, и мне начинает казаться, что фурия действительно собирается согласиться.

– Это только разозлит его, – наконец говорит она. – Ты не знаешь его так, как мы.

И трещина, которая образовалась у меня в груди, становится еще больше. Потому что, если бы она сказала: «Хорошо, я отведу тебя к нему, полетели», это показало бы мне, что лжецом был бог, а я все неправильно поняла. Это показало бы, что я не идиотка. Что я не зря доверилась фуриям. Что я не совершила ту же ошибку. Снова.

– Давай попробуем, – настаиваю я. – Он и так зол на меня. Куда уж хуже?

– Это его мир. – Алекто оглядывается на Мегеру и Тисифону, наблюдающих за нами. Застывших на одном месте.

– Но между вами подписан трактат, – напоминаю я. – Если я одна из вас, если это действительно так, значит, он распространяется и на меня, верно? – Мой голос слишком резок. Мегера и Тисифона переглядываются, и я понимаю, что фурии догадываются, что что-то не так. Мой пульс ускоряется.

– Если ты одна из нас, почему тогда хочешь уйти? – спрашивает Мегера.

– Потому что… я переживаю за свою семью.

Она смотрит на меня бездонными глазами.

– Рано или поздно они окажутся здесь.

Я не сразу понимаю, что она имеет в виду – вряд ли они тоже сорвут цветок на холме и упадут в Загробный мир, – но затем слова Мегеры обретают смысл, и волосы на шее встают дыбом.

– Когда умрут?

– Это удел всех смертных.

Мне невыносимо даже представить папу или Мерри, застрявших здесь. В этих ужасных одеяниях, в мире без цвета, рельефа, звука и вкуса. Никаких птиц, которыми бы восхищалась Мерри. Нет вещей, с которыми папа мог бы повозиться и сломать, прежде чем починить.

Алекто издает тихий звук и обвивает свои руки вокруг меня. Я отталкиваю ее.

– Не надо.

– Кори?

Я не могу вынести растерянного, обиженного выражения ее лица. Эту ложь, эту сплошную ложь.

Я выбираюсь из-под одеял и хватаю свечу, спички и сменную тунику.

– Мне нужно помыться, – сообщаю я.